– Едва я здесь оказался, понял, что лучше места не сыскать.
Шивон выглянула в окно.
– Больно уж тихое место для магазина, – задумчиво заключила она: с одной стороны – офисные помещения, с другой – адвокатская контора.
– Ничуть, – горячо возразил Манн. – Веттриано жил в двух шагах. Может, его удача перейдет ко мне.
На лице Шивон играло недоумение, поэтому Хайндз поспешил на выручку:
– Мне нравятся его работы. Он ведь тоже самоучка.
– Некоторые галереи отказываются от него – из-за ревности, я так считаю. Но я всегда говорю: с успехом не поспоришь. Я бы его выставлял и выставлял.
Шивон обратила внимание на стоящую рядом картину. На ней был изображен яркий апельсин; называлась она «Слияние» и стоила разумных денег – 8975 фунтов, чуть больше того, что она заплатила за машину.
– А что вы скажете о Малколме Нельсоне?
Глаза Манна округлились. Ему было около сорока пяти; неяркий блондин в тесноватом костюме цвета, который Шивон назвала бы красно-коричневым. Зеленые туфли без шнурков и бледно-зеленая футболка. Западная окраина была для него, скорее всего, единственным безопасным местом.
– Работать с Малколмом – это кошмар. Смысл таких слов, как «сотрудничать» и «сдерживать себя», ему не известен.
– А вы когда-нибудь выставляли его работы?
– Только один раз. На общем вернисаже. Одиннадцать художников. И Малколм начисто испортил впечатление – вздумал приставать к посетителям и покупателям, указывая на несуществующие дефекты картин.
– А сейчас его кто-нибудь выставляет?
– Очень может быть. Он продает работы за границу. Думаю, кто-то где-то получает свою долю от продажи его картин.
– А вы никогда не сталкивались с коллекционером по имени Кафферти? – как бы между прочим спросила Шивон.
Манн в задумчивости наклонил голову.
– Здешний?
– Вообще-то да.
– По фамилии вроде ирландец, а у меня есть несколько ушибленных живописью клиентов в районе Дублина.
– Он из Эдинбурга.
– В таком случае не могу сказать, что имею удовольствие его знать. Может, стоит включить его в список тех, кому я рассылаю приглашения?
Хайндз захлопнул каталог, который только что листал.
– Прошу прощения, сэр, если мой вопрос прозвучит нескромно, но принесет ли кончина Эдварда Марбера финансовую выгоду другим галерейщикам этого города?
– А каким образом?
– Ну… его клиенты достанутся кому-то другому…
– Ага, теперь понятно,
Шивон и Хайндз обменялись взглядами. Им показалось, что прямо слышно, как работает мозг Доминика Манна, переваривая информацию об уходе коллеги с рынка. Сегодня он наверняка просидит допоздна, удлиняя список приглашенных к себе на выставки.
– Нет худа… – проговорил он после паузы и снова замолчал, так и не закончив фразы.
– Вы знакомы с галерейщиком и антикваром по имени Синтия Бессан? – задала вопрос Шивон.
– Помилуйте, мадам Син все знают.
– Она ведь, если не ошибаюсь, была ближайшим другом мистера Марбера.
Доминик Манн выпятил губы.
– Возможно, и так, не спорю.
– Вы не совсем уверенно говорите, сэр.
– Да… они были большими друзьями… это правда…
Шивон смотрела на него прищурившись. Манн чего-то не договаривал, по всей видимости, ему хотелось, чтобы эту информацию из него вытянули. Вдруг он, всплеснув руками, спросил:
– А Синтия является наследницей?
– Этого, сэр, я не знаю.
На самом деле она знала: по завещанию Марбер передавал часть своего имущества нескольким благотворительным учреждениям и друзьям, в том числе и Синтии Бессан, остальное переходило его сестре и двум племянникам, живущим в Австралии. Сестру известили, но она ответила, что поездка в Шотландию для нее затруднительна, и поручила уладить дела поверенному и бухгалтеру Марбера. Шивон не сомневалась в том, что их услуги будут оплачены более чем щедро.
– Я думаю, Син заслуживает этого более других, – задумчиво произнес Манн. – Временами Эдди обращался с ней как с надоевшей прислугой. – Он поднял глаза на Шивон и Хайндза. – Я не люблю плохо отзываться о покойных, но Эдди был не из тех, с кем легко дружить. Раздражительный, грубый…
– И как же люди с этим мирились? – поинтересовался Хайндз.
– О, он бывал и обворожительным, и щедрым.
– Мистер Манн, – обратилась к нему Шивон, – а были у Марбера другие близкие друзья? Я имею в виду, более близкие, чем миссис Бессан.
Манн быстро заморгал:
– Вы имеете в виду любовниц?
Шивон выразительно кивнула. Манн ждал именно этого вопроса. Все его тело, казалось, извивалось от удовольствия.
– Ну, вкусы Эдди…
– Я полагаю, мы можем строить некоторые догадки о склонностях мистера Марбера, – перебил его Хайндз, имея в виду непостоянство последнего.
Шивон взглядом заставила его замолчать. Ее глаза словно говорили: никаких догадок.
Манн тоже посмотрел на Хайндза. И вдруг прижал ладони к щекам.
– Боже, – выдохнул он, – вы думаете, что Эдди был геем, так ведь?
– А что, не был? – с безучастно-кислой миной переспросил Хайндз.
На лице галерейщика появилась вымученная улыбка.
– Дорогой мой, мое ли это дело – знать, был он на самом деле геем или нет?
Хайндз бросил на Шивон умоляющий взгляд:
– После беседы с миссис Бессан у нас сложилось впечатление…
– Я неспроста называю ее мадам Син
[4]
, – перебил его Манн. Шагнув вперед, он поправил одну из картин. – Она всегда достойно защищала Эдди.
– Защищала от чего? – спросила Шивон.
– От окружающих… от любопытных глаз… – Он огляделся, словно в галерее было полным-полно недоброжелательных соглядатаев, и, повернувшись к Шивон, продолжал: – Поговаривали, что Эдди вступает только в кратковременные отношения. Вы понимаете… с профессиональными женщинами.
Хайндз открыл было рот, собираясь задать очередной вопрос, но Шивон, опережая его, сказала:
– Полагаю, мистер Манн имеет в виду проституток.
Манн с готовностью закивал головой, облизывая языком уголки губ. Тайна перестала быть тайной, значит, причина волноваться уже отпала…
