– Я это сделаю, – сказал Хорек.
Это был маленький костлявый человечек, одетый чуть не в лохмотья. На улице его можно было принять за сезонного рабочего или бродягу, то есть за того, кто не причиняет хлопот и кто не вызывает тревоги. Это было его амплуа. Работая на Верзилу Гора, он разъезжал по городу в «ягуаре» с шофером. Но стоило ему расстаться с ними, как он снова входил в свою роль и делался неприметным для окружающих, словно кучка мусора у дороги.
Обычно его можно было найти в диспетчерской по приему заказов принадлежащего Кафферти таксопарка, но Ребус понимал, что там они встретиться не могут. Он позвонил по мобильнику и попросил соединить его с Хорьком.
– Передайте, что звонит Джон со склада.
Они договорились встретиться на пешеходной дорожке у Юнион-кэнел, примерно в полумиле от диспетчерской. По этой дорожке Ребус не ходил уже много лет и сейчас вдыхал воздух, пропитанный запахом дрожжей с местной пивоварни. По расцвеченной нефтяными пятнами воде канала плавали птицы. Лысухи? Шотландские куропатки? Он так и не сумел выучить названий птиц.
– Как у тебя с орнитологией? – спросил он Хорька.
– Да никак, я лишь раз был в больнице – с аппендицитом.
– Я не про болезни. Орнитология – это изучение птиц, – объяснил Ребус, хотя подозревал, что Хорек знает об этом не хуже его: выставить себя круглым дураком – его обычный трюк, рассчитанный на то, что излишне доверчивые люди его недооценят.
– А, ну да, – сказал он, кивая головой, а затем добавил: – Передай, я все сделаю.
– Я же еще не сказал, что им надо.
– Я и так знаю, что им надо.
Ребус посмотрел ему в глаза.
– Кафферти закажет тебя.
– Если сможет, в чем я сильно сомневаюсь.
– Вы с Эли, наверно, очень любите друг друга.
– Его мать умерла, когда ему было двенадцать. Детям такой опыт ни к чему.
Он смотрел на замусоренную узкую полосу воды таким пристальным взглядом, каким туристы смотрят на воду в Венеции. Девушка на велосипеде, ехавшая по дорожке в их сторону, кивнула им, когда они посторонились, чтобы дать ей проехать.
Когда дочери Ребуса было двенадцать, она жила с матерью, они к тому времени уже развелись.
– Я всегда помогал, чем мог, – сказал Хорек.
Он произнес это спокойно, без показных чувств, но Ребус не был уверен, что он вполне искренен.
– Ты о его делах?
– Конечно нет; если б знал, я бы этого не допустил.
– Что-то не очень верится.
– Да пошел ты, Ребус.
– По крайней мере ты мог устроить его на работу в вашу фирму. Ведь твоему боссу всегда нужны торговцы наркотой.
– Эли ничего не знал о наших делах с Кафферти, – процедил сквозь зубы Хорек.
– Не знал? – Ребус улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. – Уж не хочешь ли ты сказать, что Верзила Гор способен поделиться удачей? В любом случае вам был бы конец. – Не глядя на Хорька, Ребус кивал головой, как бы убеждая самого себя. Сдай Хорек своего босса, и он труп. Но если бы Кафферти обнаружил, что сын самого надежного из работающих на него людей торгует наркотиками на его территории… тогда Хорьку тоже несдобровать. – Я не хочу лезть в ваши дела, – продолжал Ребус, закуривая, скомкал пустую пачку, бросил ее на землю и пинком столкнул в канал.
Хорек молча следил за его действиями и вдруг нагнулся, выловил скомканную пачку из воды и мокрую сунул в карман засаленного пальто.
– Мне, видимо, всегда придется подбирать дерьмо за другими, – сказал он.
Ребус понял, что он имеет в виду: Сэмми в инвалидной коляске; водитель, совершивший наезд и скрывшийся с места ДТП…
– Я ничего тебе не должен, – тихим голосом произнес Ребус.
– Не беспокойся, я не работаю так, как ты думаешь.
Ребус пристально посмотрел на него. Ведь, встречаясь с Хорьком раньше, он видел… а что он, собственно, видел? Подручного Кафферти, гнусного подонка – мелкий винтик в большой машине, крепко завинченный и незаменимый. А теперь перед ним был отец, человеческое существо. Ведь до сегодняшнего дня он и не подозревал о том, что у Хорька есть сын. А теперь он знал, что этот человек, потеряв жену, один растил сына в самый трудный, подростковый период. Невдалеке оттого места, где они стояли, проплыла, кокетливо прихорашиваясь, пара лебедей. В канале испокон веков жили лебеди. Хотя загрязнение воздуха и воды их убивало, а соседство с пивоварней заставляло покидать привычные места, так что лебедей здесь уже давно не должно было быть. Но эта последняя пара отличалась непоколебимым постоянством.
– Пойдем выпьем чего-нибудь, – предложил Ребус.
«Могильщики» было неофициальное название этого паба. При открытии он был назван «Тренажерный зал», но, поскольку рядом находилось кладбище, первоначальное название изменилось. Заведение гордилось своим пивом, а отполированная до блеска медь как бы намекала на стоящую рядом пивоварню. Поначалу бармен воспринял заказ Хорька как шутку, но, когда Ребус в ответ на его недоуменный взгляд пожал плечами, он налил, что было заказано.
– Пинта восьмидесятого и кампари-сода, – объявил бармен, ставя напитки на стойку.
Бокал кампари украшали маленький бумажный зонтик и засахаренная вишня.
– Пытаешься рассмешить, сынок? – спросил Хорек, выуживая украшения из бокала и бросая их в пепельницу. Через секунду туда же отправилась и выловленная из канала сигаретная пачка.
Они присели за столик в тихом уголке. Сделав два долгих глотка из своей кружки, Ребус слизнул пену с нижней губы.
– Так ты действительно это сделаешь?
– Это же семейное дело, Ребус. Ты ведь для своей семьи все сделаешь, верно?
– Очень может быть.
– Вспомни, ведь ты засадил собственного брата, разве не так?
Ребус поднял на него глаза.
– Он сам себя засадил. Хорек повел плечами.
– Называй как хочешь.
С полминуты они молчали, сосредоточившись на напитках. Ребус думал о своем брате Майкле, мелком наркодилере. Сейчас, отсидев положенное, он больше этим не занимается… Хорек нарушил молчание первым:
– Эли полный дурак. Но это не значит, что я не стану его вытаскивать.
Склонив голову, он сжал пальцами переносицу. Ребус услышал, как он пробормотал что-то вроде «Господи…». Ему вспомнилось, что он почувствовал, когда увидел Сэмми в больнице, подключенного ко всяким системам, с телом, изломанным, как у старой куклы.
– Ты как себя чувствуешь, нормально? – спросил он.
Хорек кивнул, не поднимая головы. Розоватая кожа на его лысой макушке была покрыта мелкими чешуйками. Ребус обратил внимание на его скрюченные, как от артрита, пальцы. Хорек едва притронулся к своему стакану, а Ребус уже почти осушил свой.
