Вгляделся через ворота.
Опять проморгался.
Потому что там кто-то был. В дверях стояла фигура. Одна рука была прижата к голове, другая — к животу. Ребус еще раз моргнул, чтобы удостовериться.
— Шивон! — вскрикнул он. Подняв руку, она помахала ему. Ребус ухватился за ограду, приник к ней, выкрикивая имя Шивон. Она скользнула в здание.
Он хрипел, срывая голос. Неужели ему померещилось? Нет, вот она опять выходит из дверей, садится в машину, проезжая короткое расстояние до ворот. Когда она приблизилась, Ребус увидел, что это и вправду она. Целая и невредимая.
Машина встала, и она вышла.
— Бримсон, — заговорила она, — вот кто главный наркодилер, в доле с Джонсоном и матерью Тири…
Шивон привезла ключи Бримсона и сейчас подбирала в связке ключ от ворот, чтобы отпереть замок.
— Мы это знаем, — сказал Ребус, но она не слушала:
— Должно быть, спешил в рейс за товаром… сбил меня с ног, совершенно вывел из строя… я очнулась, только когда раздался звонок. — Нажав, она рванула замок, он отлетел вместе с цепочкой. Ворота открылись.
И ее подхватил Ребус. Приподняв, он крепко обнял ее.
— О-о-о! — воскликнула она, вынуждая его ослабить хватку. — У меня же синяки, — пояснила она. Взгляды их скрестились, и, не удержавшись, он прижался губами к ее губам. Поцелуй был продолжительным, и он закрыл глаза, в то время как ее все время оставались широко распахнутыми. Она отстранилась, отступив на шаг, еле переводя дыхание.
— Я, конечно, под впечатлением и все такое, но молено узнать, что случилось?
27
Теперь настала очередь Ребуса навестить Шивон в лечебнице. У нее нашли сотрясение мозга и оставили на ночь.
— Это смешно! — возмущалась она. — Я прекрасно себя чувствую.
— Нет уж, молодая леди. Вам придется остаться здесь.
— Вот как? Помнишь, как ты сам оставался?
И будто в качестве дополнительного аргумента та медицинская сестра, что меняла бинты Ребусу, прошла мимо, катя пустую тележку. Ребус подвинул стул и сел.
— Ты ничего не принес мне? — спросила она.
— Торопился немного. Ты же знаешь, как это бывает.
— Что там Павлин?
— Замкнулся, как раковина. Но не поможет. Джилл Темплер представляет дело так, что Хердман не хотел держать оружие в своем лодочном сарае, вот Павлин и арендовал тот, что по соседству. Там Хердман и колдовал над оружием, приспосабливал, переделывая в боевое. Когда он пустил себе пулю в голову, дело запахло бы жареным, если не перетащить все в другое место.
— Так Павлин запаниковал?
— Либо это, либо готовил оснащение для неизбежной встречи.
Шивон прикрыла веки:
— Слава Богу, что все, так или иначе, кончилось.
Минуту-другую они молчали, потом она спросила:
— А Бримсон?
— Что «Бримсон»?
— То, как он решил поставить точку…
— Думаю, он был пьян, во всяком случае в финале.
Она открыла глаза:
— Или же наоборот — пришел в себя и, не пожелав впутывать еще кого-то, решил все сам и один.
Ребус пожал плечами:
— Как бы там ни было, вот и еще один пример для армейских статистиков.
— Возможно, они посчитают это несчастным случаем.
— И такое возможно. Вдруг он хотел сделать мертвую петлю, а потом плюхнуться прямо на проезжую часть и выйти из самолета в сиянии славы и доблестных ранах?
— Предпочитаю собственную версию.
— Тогда уж держись за нее.
— А Джеймс Белл?
— Что именно тебя в нем интересует?
— Считаешь, мы когда-нибудь поймем его мотив?
Ребус снова пожал плечами:
— Единственное, что я знаю, — это что газетчики из его отца котлету сделают.
— И тебе это будет приятно?
— Ничего не имею против.
— Джеймс и Ли Хердман… Непостижимо!
Ребус немного подумал:
— Возможно, Джеймс считал, что нашел себе героя для подражания, так непохожего на отца, героя, чье уважение он мечтал заслужить.
— Чем угодно, вплоть до убийства?
Ребус улыбнулся, встал, похлопал ее по плечу.
— Уже уходишь?
— Дел много. Ведь в участке одним полицейским сегодня меньше.
— А дела не могут подождать до завтра?
— Правосудие не дремлет, Шивон. Что не означает, будто и ты должна не спать. Что-нибудь принести тебе до моего ухода?
— Может быть, радость достигнутой цели?
— Не думаю, чтоб в автомат заряжали подобные вещи, но попробую что-нибудь предпринять в этом плане.
И он опять напился.
Не рассчитал, выпив слишком много, рухнул на толчок в своей квартире, бросив пиджак на пол в холле. Сидел ссутулившись, подперев голову руками…
В прошлый раз… В прошлый раз это было в тот вечер, когда погиб Мартин Ферстоун. Ребус слишком много времени провел в пабах, выслеживая жертву. Добавил еще в доме Ферстоуна и приехал на такси домой. На Арден-стрит водитель с трудом растолкал его. Насквозь прокуренный, Ребус мечтал смыть с себя все это. Набрал ванну, включив лишь горячий кран, думая добавить холодную воду после. Сидел на толчке, закрыв глаза, полуодетый, придерживая голову руками.
Мир вокруг кренился, плыл, покачиваясь на своей оси, увлекая его вперед, пока голова не стукнулась о край ванны… очнулся уже на коленях, с обожженными руками.
Кисти рук свесились в ванну, и их ошпарило кипятком.
Ошпарило.
И ничего загадочного.
Такая вещь может случиться с кем угодно.
Не правда ли?
Но не сегодня. Он поднялся, выпрямился и, стараясь не шататься, прошел в гостиную к своему креслу. Ногами придвинул его к окну. Вечер был тих и спокоен. В домах напротив светились огоньки. Супруги отдыхали, занимались детьми. Холостяки ожидали доставки пиццы или сидели, просматривая взятый напрокат диск. Студенты спорили в пабах, обсуждая еще не написанные рефераты.
Ничего загадочного большинство из них, если не все они, в себе не таили. Страхи — да. Сомнения — наверняка. Возможно даже, раскаяние за мелкие грехи и дурные поступки.
Но ничего похожего на то, что испытывал Ребус и ему подобные. Нет, только не сегодня. Пальцами он обшаривал пол в поисках телефона. Потом взял телефон к себе на колени, раздумывая, не позвонить ли Аллену Реншоу. Так много нужно ему сказать.
Он думал о семьях, о родственниках, не только своих, а всех, причастных к этому делу. Ли Хердман, бросивший семью; Джеймс и Джек Белл, не связанные ничем, кроме уз крови. Тири Коттер и ее мать… И сам Ребус, заменивший родственные связи дружбой с коллегами, такими, как Шивон и Энди Каллис, — дружбой, по-видимому, более прочной, чем любые кровные узы.
