— Да, понимаю.
— Нам еще раз захочется с тобой поговорить.
Голос Худа:
— Так же, как и журналистам захочется. Но тебе решать — будешь ли ты общаться с ними или нет. Я могу помочь тебе, если хочешь.
— Яне хотел бы ни с кем разговаривать день-два. А насчет журналистов не беспокойтесь. Я знаю, как с ними разговаривать.
— Ну, спасибо еще раз, Джейми. По-моему, за дверью ждут твои папа с мамой.
— Видите ли, я немножко устал после всего этого. Не могли бы вы сказать им, что я задремал?
На этом месте кассета замолчала. Еще несколько секунд Шивон дала ей крутиться, потом отключила магнитофон.
— Первое интервью окончено. Послушаешь еще какое-нибудь? — Она кивнула в сторону шкафа с картотекой. Ребус покачал головой.
— Нет, не сейчас, но потом я обязательно к этому вернусь, — сказал он. — Он утверждает, что знал Хердмана. И значит, он нам нужен.
— Он также утверждает, что не знает, почему Хердман это сделал.
— И все-таки.
— Голос звучит так спокойно.
— Может быть, следствие шока. Худ был прав, когда сказал, что нужно время, чтобы все осознать.
Шивон задумалась:
— Почему он не захотел видеть родителей, как ты считаешь?
— Ты что, забыла, что собой представляет его отец?
— Нет, конечно, но все равно… Когда случается нечто подобное, то, независимо от возраста, хочется родственного участия.
Ребус стрельнул в нее глазами:
— Ты это о себе?
— Большинству людей хочется. Я имела в виду нормальных людей.
Раздался стук в дверь. В приоткрывшуюся щель всунулась голова констебля.
— С чаем не удалось, — сказал он.
— Мы, так или иначе, уже закруглились. Спасибо за хлопоты.
Оставив констебля запирать записи в шкаф, они вышли, щурясь на яркий дневной свет.
— Джеймс не слишком-то много нам поведал, правда? — сказала Шивон.
— Правда, — согласился Ребус. Мысленно он проигрывал беседу, ища, за что бы они могли в ней зацепиться. Единственное сколько-нибудь ценное — это то, что Джеймс Белл знал Хердмана. Ну и что такого? Масса людей в городке знала его.
— Поедем по Хай-стрит, поищем там какую-нибудь кафешку.
— Я знаю место, где мы сможем выпить чайку.
— Где?
— Там же, где и вчера.
Аллен Реншоу не брился со вчерашнего дня. Он был один, потому что отослал Кейт к подругам.
— Сидеть со мной взаперти ей не на пользу, — сказал он, провожая их в кухню. Гостиная осталась в том же виде, что и была, — фотографии не разобраны, не рассортированы и не убраны. Ребус заметил, что к фотографиям прибавились и сувенирные открытки. Взяв с дивана пульт, Реншоу выключил телевизор. Там шло видео — какой-то семейный праздник. Ребус решил не заговаривать об этом. Волосы Реншоу были всклокочены, и Ребус подумал, уж не спал ли он одетым. Реншоу тяжело опустился на стул в кухне, предоставив Шивон хлопотать с чайником. Боэций растянулся на кухонном прилавке, и Шивон хотела его погладить, но кот спрыгнул на пол и удалился в гостиную.
Ребус сел напротив кузена.
— Я просто заехал узнать, как ты, — сказал он.
— Прости, что вчера оставил тебя с Кейт.
— Не надо извиняться. Спал хорошо?
— Слишком хорошо. — Реншоу невесело усмехнулся. — Способ забыться, что ли…
— Что с похоронами?
— Нам не выдают тело, все тянут с этим.
— Скоро выдадут, Аллен. Скоро все это кончится.
Реншоу вскинул на него покрасневшие глаза.
— Обещаешь, да, Джон? — и дождавшись кивка Ребуса: — А чего телефон не умолкает, репортеры одолели? Они, кажется, не считают, что скоро все кончится.
— Считают, считают. Потому и лезут к тебе. А через день-другой перекинутся еще на кого-нибудь, вот увидишь. Хочешь, я отошью особенно надоедливого?
— Там есть один парень, с которым Кейт говорила. Вроде бы он очень ее разозлил.
— Как его фамилия?
— Где-то мы ее записывали…
Реншоу поискал глазами вокруг себя, словно записка с фамилией могла находиться непосредственно у него под носом.
— Может быть, это возле телефона? — предположил Ребус. Аппарат стоял на полочке между дверями. Ребус поднял трубку — глухо. Он увидел, что шнур выдернут из розетки — это уже Кейт постаралась. Рядом с аппаратом лежала ручка, но бумаги не было. Он кинул взгляд подальше, к лестнице, и увидел блокнот. На первой странице были нацарапаны фамилии и номера телефонов.
Ребус прошел назад в кухню и положил блокнот на стол.
— Стив Холли! — возгласил он.
— Правильно. Он самый, — подтвердил Реншоу.
Разливавшая чай Шивон застыла с чайником в руке, потом переглянулась с Ребусом. Они оба знали Стива Холли, репортера одного из таблоидов Глазго; репортер этот славился своей настырностью.
— Я скажу ему пару теплых слов, — пообещал Ребус, а рука его поползла в карман за обезболивающим.
Разлив чай по кружкам, Шивон присела.
— Ты как? — спросила она Ребуса.
— Отлично, — солгал тот.
— Что это у тебя с руками, Джон? — спросил Реншоу.
Ребус лишь мотнул головой:
— Пустяки, Аллен. Как тебе чай?
— Очень вкусный. — Но к кружке он даже не притронулся. Ребус глядел на своего двоюродного брата и вспоминал кассету с записью и хладнокровный рассказ Джеймса Белла.
— Дерек не почувствовал боли, — негромко сказал Ребус. — Может быть, даже и не понял ничего.
Реншоу кивнул.
— Если ты мне не веришь… что ж, скоро ты сможешь расспросить Джеймса Белла. Он это подтвердит.
Еще один кивок.
— Мне кажется, я не знаю такого.
— Джеймса?
— У Дерека было много друзей, но такого я что-то не помню.
— Ну а с Энтони-то Джарвисом он дружил? — спросила Шивон.
— Да, с ним — конечно. Тони много времени проводил у нас. Они и уроки вместе делали, и музыку слушали…
— А какую музыку? — спросил Ребус.
— По большей части джаз. Майлза Дэвиса, Колмена, как там его. У меня плохая память на имена. Дерек говорил, что вот поступит в университет, купит себе тенор-саксофон, научится играть…
— Кейт сказала, что Дерек не знал убийцу. А ты его знал, Аллен?
— Встречал в пабе. Немного, как бы это выразиться… нет, нелюдимым его не назовешь — вечно был с компанией, но исчезал иногда, и по нескольку дней его видно не было. Не то он по горам лазил, не то еще куда… А может, в море уходил на этом своем катере.
