— С тобой без этого нельзя!
— Где ты была? — Он стал опять натягивать перчатку. Она кивнула в сторону Норткасл-стрит:
— Там парковка за углом. А теперь вернемся к моему первоначальному вопросу.
— Не имеет значения. Важно, что на летном поле ты не была.
— Еще не доехала.
— Это хорошо, потому что мне нужно, чтобы ты поговорила с ним.
— С кем? С Бримсоном? — Он кивнул, и она сказала: — А после этого ты поделишься со мной, какие у тебя дела со Стивом Холли?
Ребус смерил ее взглядом и опять кивнул.
— И будет это за стаканчиком, которым ты меня угостишь?
Во взгляде Ребуса мелькнула злоба. Шивон вытащила из кармана мобильник и помахала им перед носом Ребуса.
— Ладно, — проворчал он. — Давай звони этому парню.
Шивон отыскала в книжке номер Бримсона и стала набирать его.
— А что я должна ему сказать?
— Ты должна быть с ним сама любезность — ведь просишь ты о большом одолжении, возможно о ряде одолжений. Но для начала спроси его, есть ли на Джуре взлетная полоса.
Прибыв в Академию Порт-Эдгар, он застал там Бобби Хогана, ссорившегося с Джеком Беллом. Белл был не один, а все с той же группой телевизионщиков. Вдобавок одной рукой он сжимал плечо Кейт Реншоу.
— Я думаю, что мы имеем полное право, — говорил член шотландского парламента, — видеть место, где пострадали дорогие нам люди.
— При всем моем уважении к вам, сэр, этот класс — место происшествия. Никто не должен входить туда без особого на то основания.
— Но мы семья потерпевших. Разве это не особое основание?
Хоган сделал жест в сторону телевизионщиков:
— Слишком уж велика эта ваша семья, сэр.
Режиссер заметил подошедшего Ребуса и тронул Белла за плечо. Тот повернулся с холодной улыбкой.
— Вы пришли, чтобы извиниться? — произнес он.
Ребус никак не отреагировал на эти слова.
— Не участвуй в этом, Кейт, — сказал он, становясь напротив нее. — Это нехорошо.
Она опустила глаза.
— Люди должны знать… — забормотала она. Белл поддержал ее кивками.
— Может быть, и должны, но вот чего им в точности не надо, так это рекламной шумихи. Это дешевка, Кейт, и ты должна это понимать.
Белл переключил внимание на Хогана:
— Я вынужден настаивать, чтобы этого человека удалили отсюда.
— Вынуждены настаивать… — эхом отозвался Хоган.
— Он уже достаточно проявил себя, оскорбляя журналистов и меня лично.
— Жаль, что не проявил себя еще больше, — заметил Ребус.
— Джон… — Хоган взглядом велел ему успокоиться. — Простите, мистер Белл, но я и впрямь не могу впустить вас в ту комнату.
— А без камеры сможете? — предложил режиссер. — С одним звуком?
Хоган покачал головой:
— Нет, тут я непоколебим.
Он скрестил руки, словно говоря этим, что разговор окончен.
Ребус все еще не отходил от Кейт, пытаясь заставить ее взглянуть ему в глаза, но она глядела куда-то мимо, словно ее занимало что-то на спортивной площадке — бродившие там чайки или разметка для регби.
— Хорошо. Ну а где тогда нам можно снимать? — допытывался член парламента.
— Возле ворот, как и всем другим, — отвечал Хоган.
Белл сердито запыхтел:
— Вы еще поплатитесь за ваше упрямство, — пригрозил он.
— Благодарю, сэр, — сказал Хоган, не повышая голоса, хотя глаза его и сверкали.
Из комнаты отдыха была вынесена мебель, не было больше ни стульев, ни магнитофона, ни журналов. Директор, доктор Фогг, стоял в дверях, сложив перед собой руки. Он был одет в строгий темно-серый костюм и белую рубашку с черным галстуком. Глаза его были обведены темными кругами, волосы присыпаны перхотью. Почувствовав у себя за спиной чье-то присутствие, он обернулся к Ребусу со слабой неопределенной улыбкой.
— Пытаюсь определить, как лучше использовать теперь это помещение, — пояснил он. — Капеллан считает, что тут можно сделать нечто вроде часовни, где ученики смогут предаваться размышлениям.
— Неплохая идея, — сказал Ребус.
Директор посторонился, пропуская Ребуса в дверь. Тот вошел. Кровь на полу и стенах подсохла. Ребус старался обходить пятна.
— А еще вы могли бы просто запереть ее на несколько лет. Ученики за это время сменились бы… Несколько слоев краски… Новый ковер…
— Трудно загадывать так далеко вперед, — сказал Фогг, выдавив из себя еще одну улыбку. — Ну… предоставляю вас… вашему… — Он коротко поклонился и направился в свой кабинет.
Ребус вглядывался в пятно крови на одной из стен. Здесь стоял Дерек, его родственник, теперь погибший.
Ли Хердман… Ребус постарался представить его себе в то утро — вот он просыпается, берет пистолет… Что произошло? Что вклинилось в его жизнь? Какие демоны заплясали вокруг его кровати при пробуждении? Какие голоса стали искушать его? Подростки, с которыми он дружил… Симпатия вдруг исчезла, испарилась? К черту, ребята, сейчас я вас пристрелю? И он мчится в школу, так спешит, что даже не паркует толком машину. Оставляет дверцу распахнутой. Вбегает в боковую дверь здания, и камеры слежения не фиксируют его приход. Он идет по коридору, входит в комнату отдыха. Вот и я, мальчики. Энтони Джарвис. Выстрел в голову. Наверное, он был первым. В армии учат целить в грудь, в середину — целить легче, труднее промахнуться, а выстрел обычно бывает смертельным. Но Хердман предпочел целить в голову. Почему? Первый выстрел лишил все дальнейшее элемента неожиданности. Наверное, Дерек Реншоу сделал какое-то движение, отчего получил, к несчастью, выстрел в лицо. Джеймс Белл пригнулся и был ранен в плечо, после чего зажмурился и не увидел, как Хердман выстрелил в себя.
Третий выстрел в голову, на этот раз в собственный висок.
— Но почему, Ли? Это единственное, что мы хотим узнать! — прошептал в тишину комнаты Ребус. Он подошел к двери, потом вернулся, поднял руку в перчатке, словно это был пистолет. Он принимал различные позы, делая вид, что стреляет то так, то эдак. Эксперты делали то же самое — правда, перед своими компьютерами. Воспроизводили сцену в этой комнате, высчитывали углы, под которыми вошла пуля, и положение стрелявшего во время каждого выстрела. Вот так он стоял, потом повернулся, выступил вперед… Если сравнить угол вхождения со следом крови на стене…
Постепенно они восстановят каждое движение Хердмана. Будут вычерчены траектории полета каждой пули. Но ничто не приблизит их к ответу на единственно важный вопрос.
Почему?
— Не стрелять! — раздалось от дверей. Там стоял, подняв руки, Бобби Хоган. С ним были еще двое. Ребус знал их. Клеверхаус и Ормистон. Долговязый Клеверхаус был инспектором. Невысокий, коренастый, вечно шмыгавший носом Ормистон — сержантом. Оба работали в Отделе наркотиков и особо тяжких преступлений, связанных с наркотиками, и подчинялись помощнику главного констебля Колину Карсвеллу. Неподходящий день, чтобы вызывать этих подручных Карсвелла. Ребус только сейчас заметил, что до сих пор держит руку, изображая пистолет.
