— Давай, диспетчер, — сказал он и стал слушать дежурного диспетчера аэропорта Глазго, какой коридор избрать, чтобы избежать столкновения.
Ребус уставился в затылок Бримсона, думая о том, что Тири не называла его другом семьи и говорила о нем так, будто он не очень-то ей нравился.
«Сессна» круто накренилась. Ребус насилу удержался, чтобы не стиснуть ручки кресла. Минутой позже они были над Гриноком, потом перелетели узкую полосу воды, отделявшую его от Дануна. Пейзаж внизу стал менее обжитым — больше леса, меньше поселений. Они пересекли Лох-Файн и теперь были над заливом Джуры. Ветер моментально усилился, и самолет затрясло.
— Я здесь никогда не летал, — признался Бримсон, — и вчера вечером изучал карты. На острове только одна дорога по восточному краю. Чуть ли не половину территории занимают болотистые леса, но есть горы вполне приличной высоты.
— А посадочная полоса найдется? — спросила Шивон.
— Увидим. — Он опять обернулся к Ребусу: — Вы поэзией увлекаетесь, инспектор?
— Неужели я похож на человека, увлекающегося поэзией?
— Честно говоря, нет. А я вот большой поклонник Йейтса. У него есть стихотворение, которое я не так давно перечел:
Я знаю, что с судьбою вдруг
Я встречусь где-то в облаках,
Защитник тех, кому не друг,
Противник тех, кому не враг…
[5]
Он покосился на Шивон:
— Грустные строки, верно?
— Вы думаете, что так же чувствовал и Ли? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Тот бедолага, что выпрыгнул из самолета, уж точно так чувствовал. — Он помолчал. — Знаете, как называется это стихотворение? «Летчик-ирландец провидит свою гибель». — Он опять устремил взгляд на приборную доску. — Вот мы и над Джурой.
Шивон разглядывала дикую местность внизу. Самолет сделал небольшой круг, и перед ней вновь возникла береговая линия с дорогой, вьющейся по краю. Самолет пошел на снижение, и Бримсон, казалось, искал на дороге какой-то ориентир.
— Я не вижу места, где нам можно было бы сесть, — сказала Шивон. Но тут она заметила человека, как ей показалось, машущего им обеими руками. Бримсон опять набрал высоту и сделал еще один круг.
— Транспорт есть? — произнес он, когда они еще раз пролетели низко над дорогой. Шивон подумала, что он говорит это в микрофон, возможно, какому-нибудь диспетчеру. Но потом поняла, что он обращается к ней, спрашивая про машины на дороге внизу.
— Вы шутите, что ли? — сказала она, оборачиваясь, чтобы посмотреть, разделяет ли Ребус ее веселье. Но тот, казалось, целиком был занят посадкой, усилием воли помогая летчику и его машине. Шасси лязгнули, стукнувшись об асфальтовое покрытие, самолет подпрыгнул в последний раз, словно пытаясь вновь подняться в воздух. Зубы Бримсона были стиснуты, но он улыбался. С победным видом он взглянул на Шивон, выруливая самолет по направлению к ожидавшему их мужчине, который все еще продолжал махать руками, указывая им путь к открытым воротам и скошенному полю за ними. Они запрыгали по рытвинам. Бримсон выключил двигатель и скинул наушники.
Возле поля стоял дом, а на пороге женщина с ребенком на руках, следившая за их приближением. Шивон открыла свою дверцу, расстегнула ремни, выпрыгнула. Земля словно подрагивала под ногами, но она понимала, что это трясется не земля, а ее тело все еще вибрирует после полета.
— Мне еще ни разу не приходилось садиться на дорогу, — говорил Бримсон, широко улыбаясь мужчине.
— А здесь — либо на поле, либо на дорогу, — с густым акцентом проговорил мужчина. Он был высокого роста, мускулистый, с вьющимися каштановыми волосами и смуглым румянцем на щеках.
— Я Рори Моллисон. — Он пожал руку Бримсону, потом был представлен Шивон. Ребус, который в этот момент закуривал, лишь кивнул, но руки не подал.
— Удачное местечко нашли, — сказал Моллисон, словно речь шла о парковке автомобиля.
— Как видите, — сказала Шивон.
— Я знал, что получится, — сказал Моллисон. — Ребята из ОЛП сюда на вертолете прилетали, так их пилот и научил меня: лучше всего на дорогу садиться. Никаких тебе ям и выбоин.
— И он был прав, — сказал Бримсон.
Моллисон был «местным проводником» команды спасателей. Когда Шивон попросила Бримсона оказать ей услугу, доставив ее на самолете на Джуру, он спросил, знает ли она, где там можно приземлиться. Ребус назвал тогда ему Моллисона.
Шивон помахала женщине, которая помахала ей в ответ, но без большого энтузиазма.
— Моя жена Мэри, — сказал Моллисон, — и наша малышка Шона. Может, зайдете выпить чаю?
Ребус демонстративно взглянул на часы.
— Лучше приступим поскорее. — Он повернулся к Бримсону: — Вы поскучаете здесь до нашего возвращения?
— В каком это смысле?
— Нас не будет всего несколько часов.
— Да хоть и больше. Я иду с вами. Не думаю, что миссис Моллисон будет так уж приятна моя хмурая рожа. А после того как я вас сюда доставил, не знаю, как вы можете меня оттолкнуть.
Ребус взглянул на Шивон, после чего, пожав плечами, уступил.
— Вам, наверное, надо зайти переодеться, — сказал Моллисон.
Шивон взяла свою дорожную сумку и кивнула.
— Переодеться? — повторил Ребус.
— В туристское снаряжение. — Моллисон оглядел его с ног до головы. — А больше вы с собой ничего не захватили?
Ребус пожал плечами, а Шивон, раскрыв сумку, показала ему туристские ботинки, куртку с капюшоном и термос.
— Что тебе Мэри Поппинс, — заметил Ребус.
— Вы можете у меня взять все, что вам нужно, — заверил его Моллисон, ведя всех троих к дому.
— Вы ведь не профессиональный проводник? — спросила Шивон.
Моллисон покачал головой:
— Но остров я знаю как свои пять пальцев. Наверное, нет ни кусочка на нем, который я не облазил бы за эти двадцать лет.
Они взяли «лендровер» Моллисона, намереваясь проехать на нем сколько возможно по грязным лесным дорогам. В «лендровере» их так трясло, что казалось, к концу путешествия в зубах не останется ни одной пломбы. Моллисон был либо очень опытным водителем, либо просто сумасшедшим. Временами складывалось впечатление, что дорога вообще кончилась и они едут прямо по целине — мшистому лесному ковру, сбрасывая лишний груз на переправах через речки или на скалах. Но в конце концов даже Моллисон вынужден был сдаться. Дальше надо было идти пешком.
На Ребусе были старые, почтенного вида горные ботинки, кожа которых так задубела, что ему было трудно шевелить пальцами. Моллисон выдал ему непромокаемые, заляпанные засохшей грязью брюки и засаленную куртку. Когда замолк мотор ‹ лендровера», лес опять погрузился в первозданную тишину.
