— О да! Уж она-то в этом деле хорошо разбиралась.
— Может быть, она вела себя так, будто ее принудили к этому? Люси не показалась вам жертвой мужчины?
— Что вы, ничего похожего! Она руководила, ей все это нравилось. Она даже сама предлагала свои собственные штучки… ну, там, позы разные…
— Они причиняли вам боль?
— Да нет. Они, знаете ли, любили повеселиться, но при этом понимали, насколько далеко можно заходить в таких играх.
— И что это были за игры?
— Он спросил, не буду ли я против, если он привяжет меня к кровати. Обещал, что не сделает мне больно.
— И вы согласились?
— Они хорошо заплатили.
— И казались добрыми и заботливыми?
— Ну да.
Бэнкс в изумлении покачал головой:
— Продолжайте.
— Только не надо осуждать! — обиделась Кэнди. — Вы же меня совсем не знаете, понятия не имеете, на что приходится идти, чтобы выжить! Поэтому не надо.
— Не буду, — успокоил ее Бэнкс. — Продолжайте, Кэнди. Они привязали вас к кровати…
— Она зачем-то капнула мне на живот и соски горячим свечным воском. Было немного больно. Ну, вы, наверно, знаете…
Бэнкс не был искушен в использования горячего воска в сексуальных играх, но однажды капля со свечи случайно попала ему на ладонь, он помнил ощущение: горячая вспышка на коже, боль, но воск быстро остыл, затвердел, а кожа в том месте покраснела и припухла. В общем, ощущение не из приятных.
— Вас это напугало?
— Не особенно. Со мной происходило и кое-что похуже. Но самое главное, из-за чего я пришла к вам, — они действовали сообща. Как вы могли выпустить ее?
— Так у нас нет никаких улик, подтверждающих ее причастность к убийству тех девочек.
— Да неужто вы не понимаете? — с мольбой в голосе обратилась к нему Кэнди. — Она такая же, как он. Они делали все вместе. Вдвоем.
— Кэнди, я понимаю, что вам, вероятно, потребовалось немало мужества, чтобы прийти сюда, но ваш рассказ не может ничего изменить. Мы не можем арестовать ее…
— Вы хотите сказать, по заявлению какой-то проститутки?
— Я не собирался говорить ничего подобного. Вы согласитесь со мной, если выслушаете и обдумаете то, что я скажу. Вам заплатили за услуги. Они не причинили вам никакой боли кроме той, которую вы согласились терпеть. Сама ваша профессия предполагает некоторый риск. Вы понимаете, Кэнди?
— Но этот случай меняет дело?
— Да. Для меня. Но мы имеем дело с фактами, уликами. Я не сомневаюсь в правдивости ваших слов, но, даже имей мы запись вашей встречи на видео, это не подтвердило бы, что она убийца.
Кэнди, недолго помолчав, сказала:
— А они снимали на видео. Я видела камеру. Они были уверены, что я не замечу за занавеской, но я слышала какое-то жужжание, а потом, когда встала в туалет, разглядела ее: в занавеске была проделана дырочка.
— Мы не нашли никакого видео в их доме, Кэнди.
Но тот факт, что Кэнди видела камеру, заинтересовал Бэнкса. И снова он стал терзаться вопросом: где могут быть камера и кассеты?
— Стало быть, все зря? Мой приход к вам?
— Совсем нет.
— Да нет, зря. Вы не собираетесь ничего делать. Она так же виновна, как и он, а вы выпустили ее…
— Кэнди, то, что она участвовала в половом акте в качестве третьего партнера, не переводит ее в категорию убийц. Это не улика.
— Так найдите улики.
Бэнкс вздохнул.
— Зачем вы пришли сюда? — спросил он. — Послушайте, вы, девушки, никогда добровольно не приходите в полицию, чтобы помочь нам.
— Как понимать ваши слова «вы, девушки». Вы опять меня осуждаете?
— Кэнди, вы же сами сообщили, что вы проститутка. Вы продаете секс. Я не осуждаю вашу профессию, просто хочу знать истинную причину вашего прихода.
Она внимательно посмотрела на него, и Бэнкс разглядел в ее глазах столько житейской мудрости и… насмешки над ним, что ли… что ему захотелось употребить все свое красноречие, чтобы убедить Кэнди поступить в университет и получить диплом. Но… нет. Глаза потухли, выражение лица изменилось, стало печальным.
— Вы правы насчет моей «профессии», как вы назвали мое занятие, — сказала она. — Это очень рискованное дело. Риск подхватить дурную болезнь, подцепить нежелательного клиента — от которого тошнит. Такое случается постоянно. А бывает кое-что и похуже. Это наша жизнь. Эти хотя бы заплатили. — Кэнди подалась вперед. — Но когда я прочитала в газетах о том, что вы нашли в подвале… — Она слегка вздрогнула и передернула костлявыми плечиками. — Девушки пропали, — продолжила она, — их хотя бы нашли. А если пропадут такие, как я, их и искать не будут.
Бэнкс попытался возразить ей, но она отмахнулась:
— Ой, вы, конечно, скажете, что для вас не имеет значения, кого изнасиловали, избили или убили. Но случись кому-нибудь залезть в трусики школьницы, вы всё перевернете, но найдете того, кто на это осмелился. Но если это будет девушка вроде меня… ну… как бы это помягче-то… для вас это вряд ли задача первостепенной важности. Ведь так?
— Если в ваших словах и есть правда, Кэнди, то на это есть причины, — ответил Бэнкс. — И дело вовсе не в том, что нам такие дела безразличны.
Она заглянула ему в глаза своим изучающим взглядом и, казалось, оправдала его.
— Возможно, вы действительно другой, — сказала Кэнди, — и причины действительно существуют. Я пришла к вам не только потому, что пропали те девушки. Пропала еще одна…
Бэнкс почувствовал, что у него волосы на затылке зашевелились, и он осторожно спросил:
— Вы знали ее? Она ваша подруга?
— Не то чтобы подруга. При такой работе не может быть много подруг. Но мы вместе проводили время. Разговаривали. Выпивали. Выручали друг друга деньгами.
— Когда это произошло?
— Точно не знаю. Перед Рождеством.
— Вы сообщали об этом в полицию?
По ее уничижительному взгляду он понял, насколько низко пал в ее глазах, задав такой глупый вопрос.
— Девушки появляются, исчезают… Бывает, даже накапливают достаточно денег, чтобы поступить в университет, получить образование.
Бэнкс почувствовал, что щеки краснеют: она озвучила мысль, пришедшую чуть раньше ему в голову.
— Так, значит, пропавшая девушка не оставила свое занятие и не уехала, как другие? — спросил он.
— Да нет, она и не собиралась, — ответила Кэнди. — Но вы сказали, что мой рассказ не может служить уликой.
— К сожалению.
— Однако он тем не менее заставляет вас задуматься?
