— Что за бред! Мы не угоняли никакой машины!
— Мик, закрой рот и слушай, — вступила в разговор Уинсом.
Блэр, посмотрев на нее, нервно сглотнул слюну и замолчал. На лице Уинсом была написана целая гамма чувств — и все отрицательные: презрение мешалось с отвращением и гневом.
— Так куда, Мик, поехала ваша веселая компания? — спросил Бэнкс. — Что произошло? Что случилось с Лиан? Ты, наверное, решил, что этот вечер твой? Хотел залезть к ней под юбку, а она не разрешила? А ты стал ее уговаривать, но немного силы не рассчитал, верно? Ты был под кайфом, Мик?
— Нет! Это ложь. Это все ложь. Она рассталась с нами, как только вышла из паба.
— Мик, ты похож сейчас на утопающего, который пытается схватиться за соломинку. Это тебе не поможет.
— Я говорю правду.
— А я так не думаю.
— Тогда докажите это.
— Послушай, Мик, — обратилась к нему Уинсом, встав со стула и пересекая маленькую допросную. — Мы только что пригнали машину мистера Гарднера в полицейский гараж, где наши криминалисты разберут ее по винтику. Неужели ты думаешь, что они ничего не найдут?
— Ничего я не думаю! — огрызнулся Мик. — Чего мне думать, если я в глаза не видел эту долбаную машину.
Уинсом снова опустилась на стул.
— Они настоящие волшебники в своем деле, наши криминалисты, — сказала она. — Им и отпечатки пальцев не потребуются. Если в машине остался хоть один-единственный волос, они его найдут. А если окажется, что этот волос твой, Иэна, Сары или Лиан, вы погорели. — Она подняла вверх палец. — Один волос. Только вдумайся, Мик.
— Она абсолютно права, — подтвердил Бэнкс. — Они просто чудеса творят, эти эксперты. Я сам кое-что понимаю в ДНК и в волосяных луковицах, но эти парни смогут точно указать место на твоей голове, откуда выпал волос.
— Мы не угоняли машину.
— Я ведь знаю, о чем ты думаешь, — сказал Бэнкс.
— Так вы еще и мысли читаете? Здорово!
Бэнкс засмеялся:
— Да это вовсе не трудно. Ты думаешь: все произошло так давно, что копам не стоит даже стараться. Это было тридцать первого марта. А сегодня? Ага, шестнадцатое мая. Прошло полтора месяца. Какие следы можно найти в машине? Наверняка машину мыли, салон чистили пылесосом… Так ты думаешь, Мик?
— Я ничего не знаю об угнанной машине. — Сложив на груди руки, парень попытался придать себе вид непокорного мученика.
Уинсом презрительно хмыкнула.
— Констеблю Джекмен, кажется, начинает надоедать вся эта история, — сказал Бэнкс. — И будь я на твоем месте, я бы предпочел не доводить ее до крайности.
— Допрос записывается. Вы не посмеете и пальцем меня тронуть.
— С чего ты взял, что мы собираемся применить к тебе физическое насилие?
— Вы мне угрожаете.
— Нет, Мик. Ты нас неправильно понял. Напротив, я хочу все поскорее уладить, после чего доставить тебя обратно на работу или домой к вечерним новостям. Это мое самое большое желание. Но констебль Джекмен, которую трудно не заметить, была бы более чем счастлива увидеть тебя под арестом. В камере, Мик. В полуподвальном этаже. На всю ночь.
— Но я же ничего не сделал. Вы не имеете права!
— Так, значит, эта мысль пришла в голову не тебе, а Мэну?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Что произошло с Лиан?
— Ничего. Я не знаю.
— Держу пари, что Сара скажет, что во всем виноват ты.
— Да я ничего не сделал!
— Она захочет защитить своего бойфренда. Ты ей вообще по барабану, тем более дело запахло жареным.
— Пора заканчивать! — Уинсом посмотрела на часы. — Ну что, запираем его и по домам, — сказала она. — Я уже по уши сыта всем этим враньем.
— Ну а ты как думаешь, Мик?
— Я же сказал вам!
Бэнкс посмотрел на Уинсом, после чего снова обернулся к Мику:
— Придется задержать тебя по подозрению в убийстве Лиан Рей.
Мик вскочил на ноги:
— Да вы что? Я никого не убивал. Никто не убивал Лиан.
— Откуда тебе это известно?
— Я хотел сказать, что я не убивал Лиан. Я не знаю, что с ней случилось. Если кто-то и убил ее, то я тут ни при чем.
— Так, значит, ты при этом присутствовал!
— Нет!
Бэнкс встал и собрал свои бумаги:
— Ладно. Послушаем, что скажет Сара. А тебе, Мик, советую сегодня ночью крепко подумать. Время в камере тянется медленно, особенно в предутренние часы. Рядом какого-нибудь алкаша немытого посадят, который без конца поет «Твое лживое сердце», — красота! Хорошо, что тебе будет над чем поразмыслить: отвлечешься от окружающей действительности.
— О чем размышлять-то?
— Ну, прежде всего о том, что если ты расколешься и расскажешь нам все начистоту, если скажешь, что все затеял Иэн Скотт и гибель Лиан — дело его рук, то этим ты сильно облегчишь свое положение. — Он посмотрел на Уинсом. — Так и вижу, как он отсюда выходит. Выговора ему, конечно, не избежать, но даже никаких записей о приводе в полицию не останется. Что скажете, констебль Джекмен?
Уинсом скривилась, дав понять: она не приемлет предположения, будто Мик Блэр может выйти из участка без обвинения в убийстве.
— А еще о чем? — поинтересовался Мик.
— Ах да! Можешь еще подумать о Сэмюэле Гарднере.
— О ком?
— О владельце угнанной вами машины.
— С какого это бодуна?
— А с такого, Мик, что он по натуре неряха и грязнуля. Он никогда не чистит свою машину ни снаружи, ни внутри.
Дженни даже не пыталась скрыть, насколько она ошеломлена. Она помолчала, собираясь с мыслями и силами для продолжения разговора.
— Откуда вы знаете? — спросила она.
— Мы видели, как она это сделала, — ответил Кит. — Были с ней рядом. Нас можно назвать соучастниками. Но у нее одной хватило духу это сделать.
— Вы в этом уверены?
— Да! — в один голос подтвердили брат и сестра.
Линда Годвин, судя по всему, любила животных, не страдала ночным недержанием, не играла с огнем, но, если она в возрасте двенадцати лет совершила убийство, это свидетельствует о наличии у нее какого-то очень серьезного психического нарушения. А главное — она вполне способна совершить убийство вновь, — лихорадочно размышляла Дженни, а вслух спросила:
— Как же так? Вы что, только недавно вспомнили об убийстве?
Подобно многим своим коллегам, Дженни испытывала недоверие к синдрому подавленной памяти
[34]
и почувствовала облегчение, когда услышала ответ Лоры:
