Люси перенесла психологическую травму, которая сделала ее покорной жертвой Теренса Пэйна, но люди, подвергшиеся одинаковым воздействиям, часто реагируют на них совершенно по-разному. Даже если она действительно была сильной личностью и у нее хватило сил, перешагнув через прошлое, продолжать нормальную жизнь, Дженни все же сомневалось, что Люси полностью преодолела психологическое воздействие событий в Олдертхорпе. Хотя, как оказалось, искалеченную психику возможно со временем вылечить и заставить работать более или менее нормально, что подтверждала жизнь Тома, Лоры и Кита. Они, как раненые, но способные передвигаться воины, все-таки шли и шли вперед.
Не дойдя до конца мыса, Дженни повернула обратно, пошла по высокой траве назад к парковке и скоро вывела машину на узкую накатанную дорогу. Нажав на газ, в зеркале заднего вида она заметила голубой «ситроен», который показался ей знакомым. Уговаривая себя перестать поддаваться панике, она съехала с дороги, идущей по мысу, и двинулась в направлении Партингтона. Подъехав к пригороду Гулля, позвонила Бэнксу.
Он ответил после третьего гудка:
— Дженни, ты где?
— Возле Гулля, на пути домой.
— Узнала что-нибудь интересное?
— Да, но не уверена, что это нам поможет. Я попытаюсь сложить все воедино и создать профиль, если тебе это нужно.
— Обязательно нужно!
— Мне сказали, что ты освободил Люси Пэйн.
— Пришлось. Мы, чтобы избежать лишнего шума, вывели ее из здания через боковой выход, и ее адвокат повезла ее прямиком в Гулль. Они сделали кое-какие покупки в городском центре, после чего Джулия Форд отвезла Люси к Ливерсиджам. Они приняли ее с распростертыми объятиями.
— Так она и сейчас там?
— Насколько я знаю, да. Местная полиция по нашей просьбе держит ее под наблюдением. Да и куда она может деться?
— Значит, я прекращаю работу? — спросила Дженни.
— Да нет же, — возразил Бэнкс. — Расследование не закончено.
Отключив трубку, Дженни вновь посмотрела в зеркало заднего вида. Тот самый голубой «ситроен», соблюдая дистанцию и пропустив впереди себя три или четыре машины, двигался вслед за ней; теперь у нее не осталось ни тени сомнения в том, что эта машина ее преследует.
— Энни, у тебя никогда не возникало мысли завести ребенка?
Бэнкс почувствовал, как она напряглась. Они лежали в постели, только что разомкнув объятия, и еще пребывали в сладком тумане близости и в тишине, которую нарушали лишь едва слышимое журчание водопада в саду, изредка доносящийся из леса зов ночного животного да тихая мелодия «Недели в астрале» Вана Моррисона из установленной на нижнем этаже стереосистемы.
— Да не знаю… по крайней мере не сейчас. А в чем дело? — Энни замолчала. Она слегка расслабилась, ее горячее тело вновь прильнуло к нему, и она спросила: — Почему ты заговорил об этом?
— Не знаю. Просто пришло в голову. Это расследование, несчастные дети в семействах Мюррей и Годвин, все эти пропавшие девушки, у которых уже никогда не будет детей. Да и муж и жена Рей, беременность Виктории…
Сандра, подумал он, но вспомнил, что еще не сказал Энни об этом.
— Не могу сказать, что горю желанием.
— И никогда не захочешь?
— Передумаю, наверное, когда почувствую, что меня одолевает инстинкт материнства, не знаю. А может, мое детство меня останавливает… В общем, время пока не пришло.
— А что тебе не нравится в твоем детстве?
— Мама умерла совсем молодой, мы с отцом жили в коммуне художников.
— Но ты же говорила, что была вполне счастлива.
— Была.
Энни села и потянулась за бокалом вина, который она, перед тем как лечь, поставила на прикроватный столик. Ее небольшие груди четко вырисовывались в тусклом свете, ровная гладкая кожа обтягивала изящные холмики с коричневыми ореолами и изящными сосками.
— Тогда почему?
— Господи, Алан, неужели ты не понимаешь, что не каждая женщина посвящает жизнь воспроизводству и не всякая рефлексирует по поводу, почему она не хочет этим заниматься. А я, как ты знаешь, обычная женщина, без каких-либо отклонений.
— Ну да. Извини. — Бэнкс выпил вина и снова опустил голову на подушку. — Просто мне… недавно сообщили новость, которая стала для меня шоком…
— О чем ты?
— Сандра беременна.
Вот он и сказал ей. Бэнкс не понимал, почему это так трудно ему далось, к тому же сразу почувствовал, что не надо было ничего говорить. Почему эту новость он обрушил на Дженни как только узнал, а Энни рассказал намного позже? Правда, Дженни была знакома с Сандрой, но дело конечно же не только в этом. Энни, казалось, совершенно не интересовали интимные подробности жизни Бэнкса, и она нередко давала ему понять, что ей в тягость его переживания. Но он ничего не мог с собой поделать. После разрыва с Сандрой он стал более замкнутым, часто задумывался о прежних временах и не видел большого смысла в том, чтобы сближаться с человеком, если тот не желает разделить с ним тяжесть прошедших лет.
Поначалу Энни никак не отреагировала на сообщенную новость, но потом спросила:
— А почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Я не знал.
— Кто сообщил?
— Мы встречались с Трейси, обедали в Лидсе.
— Сама Сандра ничего не говорила?
— Ты же знаешь, мы практически не общаемся.
— Да, но я не думала… в таком случае…
Бэнкс почесал щеку:
— Это лишний раз доказывает, насколько мы стали далеки.
— Тебя, похоже, это ошеломило, Алан.
— Да нет. Даже вообще не ошеломило…
— Расстроило?
— Что-то вроде того.
— Почему?
— Да сама мысль, что у Трейси и Брайана появится маленький брат или сестра…
— Что ты замолчал?
— Задумался, — ответил Бэнкс, поворачиваясь к ней. — Понимаешь, я и думать об этом перестал, мне казалось, вовсе забыл, но все вернулось…
— О чем ты?
— У Сандры был выкидыш.
— Когда?
— Давно, мы тогда жили в Лондоне. Дети были маленькими, даже и не поняли, что произошло. Я тогда работал под прикрытием в наркоотделе. Ты знаешь, что это за работа: неделями не появляешься дома, даже позвонить нельзя, а начальство удосужилось поставить меня в известность только через два дня.
Энни кивнула. Она через это тоже прошла.
— Так как это случилось?
— Кто ж знает? Дети были в школе. У нее началось кровотечение. Слава богу, соседи помогли, а так, кто знает, чем все могло бы закончиться.
— Винишь себя за то, что тебя не было рядом?