— Ну не знаю. Ограбление…
— Да, у Ника похитили ноутбук и мобильник, но это лишь подкрепляет гипотезу, что кто-то не хотел, чтобы узнали о том, чем он занимался.
— Тогда его девушка или еще кто-нибудь. Чей-то ревнивый любовник. Ведь большинство людей убивают близкие. Кто-то, с кем они знакомы. Разве не так?
— Отчасти да, — согласился Бэнкс. — Мы занимались и этой версией, как и наркотической, но пока нам не повезло.
— Я не понимаю, при чем тут прошлое. Все давно кончилось. Приговор вынесен.
— Если долгие годы работы детектива меня чему-то и научили, — заметил Бэнкс, — так это тому, что прошлое никогда не кончается, и неважно, кому был вынесен приговор.
Бэнкс ехал от Тани Хатчисон, когда двое полицейских доставили Келвина Сомса в управление полиции в Иствейле. Энни Кэббот попросила отвести его в пустую комнату для допросов и на какое-то время оставить там: пусть подождет.
— Где вы его нашли? — спросила она одного из полицейских.
— На склоне долины, над Хелмторпом, мэм, — ответил он. — Скрывался в заброшенной пастушьей хижине. Видно, провел там всю ночь. Его порядочно трясло от холода.
— Как он, в порядке?
— Похоже на то. Хотя не помешало бы, чтобы его осмотрел доктор, просто чтобы все было по правилам.
— Спасибо, — поблагодарила Энни. — Я свяжусь с доктором Бёрнсом. А пока, думаю, я сама немного потолкую с мистером Сомсом.
Энни подозвала Уинсом и заметила, что Темплтон тревожно поглядывает на них из-за своего стола.
— Что такое, Кев? — крикнула она ему. — Совесть вдруг пробудилась? Не поздновато, а?
Она тут же пожалела о своей вспышке, но та не произвела никакого действия на Темплтона, который пожал плечами и вернулся к своим бумагам. Энни готова была его задушить, но в этом случае он оказался бы победителем.
Промокший, озябший и жалкий Келвин Сомс выглядел постаревшим. В комнате для допросов было довольно тепло, к тому же констебль, который его привел, предусмотрительно снабдил его серым одеялом, которое Сомс накинул на плечи, точно халат.
— Итак, Келвин, — произнесла Энни, покончив с формальностями и проследив, чтобы на кассете было четко зафиксировано, что Сомс отказывается от услуг «грязных адвокатишек». — Что произошло в вашем доме?
Сомс промолчал. Он сидел, уставившись в одну точку, щека у него подергивалась.
— В чем дело? — осведомилась Энни. — Язык проглотили?
Сомс ничего не ответил.
Энни откинулась на спинку кресла, положив руки на стол.
— В конце концов вам придется заговорить, — объяснила она. — Мы уже знаем, что произошло.
— Тогда мне, это, незачем вам рассказывать, ага?
— Нам необходимо услышать, как вы сами изложите события.
— Я ее ударил. Во мне что-то, это, щелкнуло, и я ее ударил. Больше вам ничего знать не надо.
— Почему вы ударили Келли?
— Сами знаете, чего она сделала.
— Она переспала с мужчиной, который ей нравится. Это так ужасно?
— Он не так говорил.
Энни озадаченно переспросила:
— Кто говорил?
Сомс глянул на нее.
— Сами знаете кто, — ответил он.
— Он имеет в виду Кева Темплтона, шеф, — пояснила Уинсом.
Энни уже и сама это поняла.
— Что сказал сержант Темплтон? — поинтересовалась она.
— Я, это, не могу повторить его слова, — ответил Сомс. — Мерзкие, жуткие вещи. Отвратительные.
Значит, именно подстрекательские речи Темплтона спровоцировали приступ ярости Сомса, подумала Энни. Она вполголоса выругалась.
— Вы пили перед этим?
Сомс почесал в затылке:
— Да. Я бы не сказал, что этим горжусь. Когда-то я сильно зашибал, но потом стал, это, держать себя в узде, пропускал разве что по паре пинт, это, для хорошего общения. А тогда я, это, себе позволил… — Он замолчал и уткнулся лицом в ладони. Энни плохо разобрала его следующие слова, но ей показалось, что он пробормотал: — Ее мать…
— Мистер Сомс, — мягко сказала она. — Келвин, не могли бы вы говорить более внятно?
Сомс вытер глаза кулаками:
— Я ей сказал, что она совсем как мать.
— А какая у нее была мать?
— Последняя шлюха.
— Келли говорила, что ей показалось, будто вы разговариваете с ней так, словно перед вами не она, а ее мать. Это так?
— Не знаю я. Я был, это, как бешеный. Сам не знал, что говорю. Мать ее была моложе меня. Миленькая. А на ферме… ну, эта жизнь была не по ней. Ей город подавай, вечеринки, танцульки. Там были мужики. Ей было плевать, знаю я про них или нет. Она этим похвалялась, смеялась надо мной.
— И потом она умерла.
— Да.
— Должно быть, это вас очень мучило, — заметила Энни.
Сомс внимательно посмотрел на нее.
— Я имею в виду, она принесла вам столько страданий, а тут она лежала перед вами, умирая из-за ошибки врачей. Вы наверняка ей сочувствовали, как бы она вас ни унижала перед этим.
— Ее Господь наказал.
— Как Келли на все это реагировала?
— Я старался, чтобы она ничего не знала, — ответил он. — Но оказалось, что она такая же.
— Это неправда, — возразила Энни. Она понимала, что кассета вертится и фиксирует превышение роли допрашивающего, но не могла сдержаться. Пускай суперинтендант Жервез в очередной раз спустит на нее всех собак, если уж на то пошло. — То, что Келли с кем-то спала, еще не означает, что она «шлюха», или как там еще вы называли свою жену. Вам надо было поговорить с дочерью, а не избивать ее ножкой от стула.
— Я, это, не особо-то горжусь тем, что сделал, — произнес Сомс. — Я отвечу за последствия.
— Еще бы, — сказала Энни. — Вот только Келли, к сожалению, это не поможет.
— Это вы о чем?
— О том, что из-за вас она лежит на больничной койке и, представьте себе, переживает за вас, беспокоится о том, что с вами будет.
— Я согрешил. Я, это, приму кару.
— А как же Келли?
— Ей лучше будет без меня.
— Да хватит вам себя жалеть! — Энни не могла продолжать допрос: она за себя не ручалась. Швырнув ему бланк для показаний, она встала. — Вот что: опишите подробно, что произошло, а потом констебль Джекмен проследит, чтобы это распечатали, а вы подпишете. Вас осмотрит полицейский хирург — так полагается. Хотите что-то добавить?
— Келли… Как там она?
— Выздоравливает, — ответила Энни. — Очень мило, что вы спросили, — язвительно добавила она, уже взявшись за ручку двери.
