Нужный им дом — «половинка» с эркером — располагался в респектабельном зеленом районе, обитатели которого могли безбоязненно отпускать детей поиграть на улице. Ивонна Ривз оказалась невысокой нервной женщиной лет пятидесяти, облаченной в широкую серую юбку и бесформенный розовато-лиловый джемпер. Ей бы приодеться, подумала Энни, тогда она выглядела бы куда привлекательнее. Длинные седеющие волосы Ивонны были собраны сзади в хвост. В доме было чисто и опрятно. По стенам стояли книжные шкафы, забитые изданиями по философии и юриспруденции с небольшими вкраплениями художественной литературы. Гостиная была довольно тесной, темноватой, но уютной; в комнате пахло черным шоколадом и старыми книгами. Хозяйка и посетители опустились в кожаные кресла.
— Вы меня заинтриговали, — призналась Ивонна. Голос до сих пор выдавал ее йоркширское происхождение, хотя акцент сгладился за долгие годы. — Однако я совершенно не представляю, почему вы думаете, что я могу вам помочь. В чем, собственно, дело?
— Вы слышали о смерти музыкального журналиста Ника Барбера? — спросил Бэнкс.
— Кажется, что-то читала в газетах, — ответила Ивонна. — Его ведь убили где-то в Йоркшире?
— Возле Линдгарта, — сказал Бэнкс.
Миссис Ривз вопросительно посмотрела на него.
— Ник Барбер работал над статьей о группе «Мэд Хэттерс», — продолжал Бэнкс. — Вы их помните?
— Господи! Ну конечно.
— В сентябре шестьдесят девятого в Северном Йоркшире, на поле Бримли-Глен, проходил рок-фестиваль. Вспоминаете? Вам тогда было лет пятнадцать.
Ивонна сложила ладони:
— Шестнадцать. Я там была! Пошла тайком. У меня был ужасно строгий отец. Если бы я сказала, что собираюсь на рок-фестиваль, он бы меня ни за что не пустил.
— Может быть, вы вспомните и то, что после фестиваля на поле нашли мертвую девушку. Ее звали Линда Лофтхаус.
— Конечно, я помню. Это дело вел мой отец. Он его раскрыл.
— Да. Убийцу звали Мак-Гэррити.
Энни заметила, как Ивонна слегка вздрогнула при упоминании этого имени, на лице у женщины мелькнула гадливость.
— Вы его знаете? — быстро спросила Энни.
Ивонна покраснела:
— Мак-Гэррити? Откуда мне его знать?
Она не умеет врать, подумала Энни.
— Простите, но мне показалось, что вы отреагировали на его имя…
— Имя мне знакомо, папа его называл. Он говорил, этот Мак-Гэррити был жуткий тип.
— Послушайте, Ивонна, — настаивала Энни, — у меня такое ощущение, что Мак-Гэррити известен вам не только по папиным рассказам. Это совсем давняя история, но, если вы в курсе каких-то деталей, которые тогда не выплыли на свет, расскажите нам об этом. Вы нам очень поможете.
— Как вам могут помочь детали того полузабытого происшествия?
— А вот как, — ответил Бэнкс. — Мы считаем, что эти два дела могут быть связаны. Ник Барбер был сыном Линды Лофтхаус. Она отдала его на усыновление, но, повзрослев, он выяснил, кто была его мать и что с ней случилось. Потому-то он и заинтересовался группой «Мэд Хэттерс» и делом Мак-Гэррити. Вероятно, Ник наткнулся на какие-то факты, связанные с убийством матери, и сам был из-за этого убит. А значит, нам нужно очень внимательно изучить то, что случилось на фестивале и после него. Полицейский, который вел расследование вместе с вашим отцом, обмолвился, что Мак-Гэррити, возможно, угрожал еще одной девушке, но этот факт не зафиксирован в материалах дела. Кроме того, мы слышали, что у мистера Чедвика были определенные проблемы с дочерью: очевидно, она попала в дурную компанию, но никаких подробностей нам узнать не удалось. Не исключено, что я заблуждаюсь и никакой связи между этими делами на самом деле нет. Если вы все-таки что-то знаете, хотя бы и совсем, на ваш взгляд, незначительные мелочи, пожалуйста, расскажите и позвольте нам судить, важно это или нет.
Ивонна помолчала, Энни слышала звуки радио, доносящиеся из кухни: что-то неразборчиво бормотал диктор. Ивонна пожевала губу и устремила взгляд поверх их голов на один из книжных шкафов.
— Ивонна, — обратилась к ней Энни, — помогите нам. Вам это вряд ли повредит. Сейчас — уже нет.
— Все это было так давно. — На лице Ивонны мелькнула смутная улыбка. — Господи, какая я была идиотка! Заносчивая, эгоистичная, безмозглая идиотка.
— А кто из нас не был таким в шестнадцать-то лет! — усмехнулась Энни.
Это замечание немного растопило лед, и Ивонне удалось даже вежливо рассмеяться.
— Думаю, вы правы, — произнесла она и вздохнула. — Да, когда-то я действительно попала в дурную компанию. Не то чтобы дурную, но в особенную. В коммуну хиппи. Отец ненавидел их. Бывало, увидит на улице стайку хиппи и давай возмущаться: за что он воевал? Неужели за таких вот ленивых и трусливых скотов? Но те ребята, с которыми тусовалась я, были совершенно безобидные. Ну… большинство из них.
— А Мак-Гэррити?
— Мак-Гэррити был просто прилипала! Он был старше остальных, никогда по-настоящему не входил в хипповскую систему, но ребята не могли собраться с силами и вышвырнуть его, да и повода не было, так что он блуждал из дома в дом, спал на полу или в пустовавшей кровати. Гнать его не гнали, но он никому не нравился. Он был чудной.
— И у него был нож.
— Был. Пружинный, с черепаховой ручкой. Мерзкая штука. Конечно, он сказал, что потерял его, но…
— Но полиция нашла этот нож в одном из домов, — закончил Бэнкс. — Ваш отец нашел его.
— Да. — Ивонна покосилась на Бэнкса. — Кажется, вы и без меня довольно много знаете.
— Такая у меня работа. Я читал протоколы следствия, но ничего не выяснил о той девушке, которой Мак-Гэррити угрожал. Ваш отец спрашивал его о ней на допросе.
— Неудивительно, что вы ничего не узнали из протоколов…
— Это ведь были вы, верно?
— С чего вы взяли?..
— Вы были знакомы с Мак-Гэррити. Что-то между вами произошло. Как иначе объяснить рвение вашего отца, который стремился его обвинить и при этом постарался замять тему угроз этой неизвестной девушке? Он отбросил все остальные линии расследования и сосредоточился на Мак-Гэррити. Мне кажется, здесь было нечто личное, не так ли?
— Ну да, я ему рассказала, — призналась Ивонна. — Мак-Гэррити меня напугал. Мы были одни в гостиной на Спрингфилд-маунт, и он меня напугал.
— Что он сделал?
— Да ничего особенного, главное — то, как он говорил, как он глядел на меня, хватал за руки.
— Он вас хватал?
— Да, даже синяк остался. И все трогал мою щеку. Меня чуть не стошнило. Но что он говорил! Начал болтать о Линде, это его страшно возбудило, и тогда он перешел на эти лос-анджелесские убийства. Тогда мы не знали, что это сделал Мэнсон со своей семейкой, но слышали, что там зверски расправились с людьми и кто-то кровью написал на стенах «Свиньи». Он был от этого в полном восторге. И он сказал… он…
