— Поздравляю, — произнес Чедвик, вставая.
— Насчет Линды мне правда грустно, — сказал Хьюз. — Но я тут ни при чем. Честно. Я все выходные был тут, работал. Спросите у начальника. Он вам скажет.
Чедвик пообещал, что спросит, и вышел. Включив в машине радио, он узнал, что «Лидс» выиграл у «Шеффилд Уэнсди» со счетом 2:1, забили Алан Кларк и Эдди Грэй. Но он не жалел, что пропустил матч: теперь он знал имя жертвы, и у него имелась ниточка, ведущая к людям, с которыми она проводила время в Лидсе, — если только он сумеет их найти.
Глава седьмая
Чтобы попасть на ферму Сомсов, надо было съехать с шоссе Линдгарт-Иствейл и с полмили проехать вверх по узкой огороженной улочке, отходящей от дороги. Ферма могла похвастаться обычным набором ветхих хозяйственных построек, сделанных из местного известняка, а также грязным двором и псом, который лаял, натягивая цепь. Келвин Сомс открыл дверь и с довольно хмурым «добрым утром» впустил Бэнкса в дом. Внутри было мрачновато из-за низких темных потолков и угрюмых коридоров. Откуда-то из глубины дома доносился запах жареного мяса.
— Келли-то наша, это, на кухне, — сообщил Сомс, тыча большим пальцем куда-то в сторону.
— Очень хорошо, — ответил Бэнкс. — Вообще-то я пришел поговорить именно с вами.
— Со мной? Я ж вам, это, вчера вечером уже выложил все, что знаю.
— Уверен, что так, — согласился Бэнкс, — но иногда проходит какое-то время — что-то вспоминается, какие-то забытые мелочи. Можно мне сесть?
— Ну да. Ладно, валяйте.
Бэнкс опустился в глубокое кресло с продавленным сиденьем. Весь этот дом, когда он получил возможность осмотреть его получше, показался ему требующим ремонта и, как бы это выразиться, женской руки.
— Скажите, а миссис Сомс?..
— Хозяйка-то моя уж пять лет как померла, — перебил Келвин. — Это, осложнения после операции. — Он словно выплюнул последние слова: видно было, что он винит в безвременной кончине своей супруги либо врачей, либо всю систему здравоохранения, а может быть, и всех их вместе взятых.
— Соболезную, — произнес Бэнкс.
Сомс хмыкнул. Это был низенький, коренастый мужчина, почти поперек себя шире, однако мускулистый и в хорошей физической форме; на нем был тесный жилет, надетый поверх рубашки, и мешковатые коричневые штаны. Вероятно, Сомсу было не больше сорока пяти, но сельский труд состарил его раньше времени, о чем свидетельствовали глубокие морщины и грубая кожа красноватого лица.
— Знаете, — продолжил Бэнкс, — я просто хотел вернуться к тому, что вы нам рассказали в пабе вчера вечером.
— Это все правда.
— Никто и не сомневается. Вы сказали, что вышли из «Кросс киз» около семи, потому что вам показалось, что вы, возможно, забыли выключить газ.
— Точно.
— С вами такое случалось раньше?
— Случалось, — раздался голос в дверях. — Он два раза чуть весь дом не спалил.
Бэнкс повернулся. На пороге стояла Келли Сомс, сложив руки на груди, грациозно опершись обтянутым джинсами бедром о косяк, обнажив при этом плоский животик. Миленькая девица, не поспоришь, подумал Бэнкс: она в форме, и у ней все в норме, как выразились бы «Стритс». Что-то сегодня утром ему везет на молоденьких красоток, взять хотя бы явление этой Брайановой Эмилии. Из-за этого он чувствовал себя стариком.
Должен ли он — и может ли? — вмешиваться в их отношения? Что-то сказать, о чем-то спросить?.. Брайан с Эмилией явно предполагали, что будут спать друг с другом под его крышей, но он еще не успел разобраться, как он к этому относится. Его родной сын. А если он, отец, их услышит? Но что ему еще оставалось делать? Устроить скандал? Его собственные родители, конечно, ни за что бы не стали такого терпеть. Но нравы изменились. В молодости он удрал из дома и снял квартиру в Лондоне, чтобы спать с девушками, шляться допоздна и пьянствовать. В наши дни родители позволяют своим отпрыскам проделывать все это дома, так что дети никуда не убегают — незачем: они могут заниматься сексом сколько хотят, являться домой пьяными, и их все равно всегда накормят и постирают их вещички. Но Брайан просто ненадолго к нему заехал. Наверное, лучше позволить ему и Эмилии делать то, чем они обычно занимаются? Бэнкс мог себе представить атмосферу, которая возникнет, если он менторским тоном заявит: «Только не смей делать это под моей крышей!» И все равно он чувствовал себя неловко — из-за собственных предположений, из-за изменившейся обстановки.
Несмотря на свою игривую позу, Келли Сомс, казалось, нервничала, так подумалось Бэнксу. Его это не удивляло — после того, что Энни поведала ему о ее забавах. Видимо, она беспокоится, как бы он не вывалил все ее отцу.
— Келли, — произнес мистер Сомс. — Сваргань-ка чайку вот этому вот мистеру Бэнксу. Может, он и бобби, но мы ж все равно должны, это, проявить гостеприимство.
— Нет-нет, спасибо, не надо, — запротестовал Бэнкс. — Я сегодня утром выпил чересчур много кофе.
— Как желаете. А я, детка, все-таки, это, выпью чашечку.
Келли разболтанной походкой отправилась готовить чай. Бэнкс мог себе представить, как она навострила ушки, пытаясь услышать, о чем они говорят. Келвин Сомс вытащил трубку и стал выпускать клубы зловонного дыма. На улице время от времени гавкал пес — когда та или иная группа туристов проходила по тропинке, служившей границей фермы.
— Какого вы мнения о Нике Барбере? — спросил Бэнкс.
— Значит, так его звали, беднягу?
— Да.
— Ну, я, это, не скажу, чтоб я был какого-то там мнения. Я его и не знал, этого парня.
— Но он был завсегдатаем вашего местного паба.
Сомс рассмеялся:
— Ежели с неделю будешь каждый день заскакивать в «Кросс киз» пропустить пинту, ты еще не станешь, это, завсегдатаем. В наших краях не так, зарубите себе на носу.
— Тем не менее, — упорствовал Бэнкс, — за это время вы могли успеть хотя бы перемолвиться с ним несколькими словами, разве не так?
— Может, и так. Но я-то с этими, из коттеджей, особо не знаюсь.
— Почему?
— Чего тут непонятного? Эти чертовы лондонцы являются сюда, скупают жилье, цены растут, а сами-то они что делают? Сидят в своих шикарных квартирах в Кенсингтоне и, это, считают прибыль — вот что они делают.
— Зато в Долины стекаются туристы, мистер Сомс, — объяснил Бэнкс. — Они здесь тратят деньги.
— Ну да. Для всяких лавочников это, может, и хорошо, — не унимался Сомс. — Но нам, фермерам, от этого никакого проку, верно? Все вечно топчутся на нашей земле днем и ночью, губят отличную траву, на ней бы пасти и пасти.
Судя по тому, что доводилось слышать Бэнксу, фермерам вообще ничего никогда не приносило пользы. Он знал, что жизнь у них тяжелая, но он чувствовал при этом, что их бы, возможно, больше уважали, если бы они поменьше ныли и жаловались — если не на законы Евросоюза и не по поводу права ходить по их тропинкам, то по какому-нибудь другому поводу. Конечно, всего несколько лет назад Долины понесли огромный ущерб из-за ящура, но при этом пострадали не только фермеры, которым, между прочим, выплатили приличную компенсацию. Удар тогда ощутили на себе и здешние мелкие предприниматели, особенно сдающие внаем «комнату плюс завтрак», а также кафе, чайные, пабы, магазины туристического снаряжения, владельцы мест на рынке. А ведь им-то никто не платил компенсаций. Бэнксу было известно, что в здешних краях вспышка заболевания довела до самоубийства не одного разоренного предпринимателя. Не то чтобы он не сочувствовал фермерам, просто часто казалось, что они считают себя единственными, у кого есть какие-то права или реальные основания для жалоб; к тому же они настолько остро сочувствовали себе сами, что сочувствие, поступающее из других источников, уже казалось излишним. Впрочем, Бэнкс знал, что по этой зыбкой почве надо ступать осторожно.