Что там говорила Мила о его друзьях? Кажется, в Лондоне они
учились втроем. Их называли «три мушкетера и примкнувший к ним Казбек
Малхазов». Кажется, он и был д’Артаньяном. Хорошо. Нужно найти этих ребят и
поговорить с ними, объяснить им, что он пытается установить истинные причины
смерти их бывшего товарища. Кажется, у него есть знакомый, который может выйти
на Эдуарда Гоцадзе. Дронго протянул руку к телефону, набрал известный ему номер
бывшего президента грузинской нефтяной компании Георгия Чантурии. Они дружили
давно, еще с тех пор, когда молодой Георгий был первым секретарем горкома
комсомола Тбилиси. Он всегда был душой любой компании. Именно его спустя
несколько лет Шеварднадзе отправил послом в Баку налаживать связи между двумя
республиками. И именно его выдвинули в руководители грузинской нефтяной
компании.
Но в этом нестабильном мире нет ничего вечного. После смены
власти Чантурия не только лишился своей должности. Против него возбудили
уголовное дело, и, спасаясь от преследования, он сбежал в Баку, где раньше
работал. Азербайджанские друзья не подвели. Его устроили советником в нефтяную
компанию республики, дали квартиру. Чантурия никогда не забывал, как его
приняли в Баку. Дронго позвонил ему и услышал гортанный голос с характерным
грузинским акцентом.
– Здравствуй, дорогой, – обрадовался
Георгий, – ты давно уже не вспоминал обо мне. Как я рад тебя слышать!
– Спасибо. Мне тоже приятно слышать твой голос. У меня
к тебе большая просьба.
– Я буду рад сделать все, что смогу. Какая у тебя
просьба? Ты лучше скажи, когда мы увидимся.
– Обязательно увидимся. Мне нужно встретиться с
Эдуардом Гоцадзе, это известный российский бизнесмен. Но он грузин, возможно,
ты его знаешь.
– Конечно, знаю, – рассмеялся Чантурия, – я
всех знаю. И в Москве, и в Тбилиси. Сейчас ему позвоню, он, кажется, в Москве.
Что тебе от него нужно? Знаю, что денег ты у него не попросишь. Кого-нибудь
устроить на работу? Скажи, что тебе нужно?
– Нет-нет. Я только хочу с ним переговорить.
– Сейчас я тебе перезвоню. По какому номеру тебя найти?
Дронго продиктовал номер. Георгий перезвонил ровно через
десять минут и торжествующим голосом сообщил, что Гоцадзе ждет дорогого гостя у
себя в кабинете. Поблагодарив Чантурию, Дронго перезвонил Гоцадзе.
– Здравствуйте, Эдуард Автандилович, – вежливо
поздоровался Дронго, – вам звонил Георгий Чантурия.
– Только сейчас звонил, – обрадовался
Гоцадзе, – скажите, когда вы приедете? Может, встретимся где-нибудь в
ресторане? Друг Георгия – это и наш общий друг.
– Нет-нет. Спасибо. У меня к вам большая просьба. Я
хотел бы встретиться и переговорить с вашим сыном.
– С Илларионом? А что случилось? Он опять что-то
натворил? Скажите мне честно. Я должен все знать. Что он сделал? Только мне
нужно знать правду. Вы из милиции или из прокуратуры?
Очевидно, отец знал своего сына лучше всех.
– Нет-нет, – успокоил Гоцадзе Дронго, – не
нужно думать ни о чем плохом. Ничего страшного не случилось. Я даже незнаком с
вашим сыном. Дело в том, что я занимаюсь документами его погибшего друга –
Егора Богдановского. Я юридический советник, и мне поручено привести в порядок
все его документы. Он ведь был вице-президентом в компании «Сибметалл». И
хорошо знал вашего сына…
– Вах. Такой мальчик был, – расстроился
Гоцадзе, – золото, а не мальчик. Я все время сыну говорил, чтобы с него
пример брал. Но мой оболтус не такой. Егор был уже готовый специалист, и его
отец правильно сделал, что доверил ему такой важный пост в своей компании.
Очень правильно сделал.
– Да, я тоже так считаю. Именно поэтому мне нужно
увидеться с вашим сыном. Узнать у него некоторые подробности. Они ведь близко
дружили с погибшим.
– Как братья родные были, – подтвердил
Гоцадзе. – Когда в Лондон вместе учиться поехали, мы даже квартиры им
рядом снимали. Они вместе учились, только мой не сумел сдать экзамены на
диплом, а Егор сдал. Моему потом еще в Москве пришлось учиться. А почему мне не
позвонил сам Аристарх Павлович? Мы ведь с ним давно знакомы и крепко дружим. Я
на похоронах был. И на поминках. И на приеме был, когда туда Егор в последний
раз приехал. Большое несчастье. Такой парень погиб, такое страшное горе!
– Мы не хотели тревожить отца и поэтому приводим в
порядок документы его сына с согласия Натальи Аристарховны, – Дронго
подумал, что Гоцадзе может перезвонить Богдановскому и все ему рассказать.
Здесь следовало быть аккуратнее.
– Правильно решили, – сразу согласился
Гоцадзе, – не нужно трогать отца. Он и так получил смертельную рану. Такой
мальчик у него был! Вы очень правильно решили. И ничего ему не говорите. Я вас
понимаю. И Наталью понимаю: ах, как она тоже переживает! Это нельзя словами
выразить. Когда вы хотите встретиться с Илларионом?
– Чем раньше, тем лучше, – сказал Дронго.
– Я ему позвоню, и он к вам приедет. Куда ему приехать?
– Не нужно его беспокоить. Может, лучше мы сами к нему
приедем?
– Какое беспокойство? Он и так целый день ничего не
делает. Числится у меня в совете директоров, а сам спит до трех часов
дома, – рассмеялся Гоцадзе. – Он только под утром домой возвращается.
Наша молодежь сейчас ничем не интересуется, им только девочки и ночные клубы
интересны. В мое время мы книги читали, в кино, в театры ходили, даже поэтов
слушали. А сейчас? Куда ему к вам приехать?
– Тогда на проспект Мира, – Дронго назвал номер
дома, где располагался их офис. – Через час он сможет?
– Конечно, сможет. Приедет как миленький. И спасибо
вам, что такое уважение к отцу погибшего проявляете. Это очень правильно, чтобы
его лишний раз не дергать. Очень верно. У него сердце больное, в любой момент
может не выдержать. И привет Георгию Чантурии передайте. Но учтите, что как
только он прилетит в Москву, мы с вами обязательно увидимся. Все вместе.
Договорились?
– Обязательно, – улыбнулся Дронго, – спасибо
вам за помощь.
– Это не помощь, – вдруг очень серьезно и совсем
другим тоном ответил Гоцадзе. – Вот ты, наверное, думаешь, что я такой
экзотический грузин, все время о дружбе говорю, об этом несчастном случае. Так
сильно переживаю. Знаю, что говорю, поэтому и переживаю. У моего брата сын
погиб восемь лет назад. В автомобильной катастрофе. Такое горе пережить
невозможно. Брат и его жена за один вечер на десять лет постарели. А насчет
«помощи». Если бы я мог вернуть своего племянника или Егора, вот тогда была бы
помощь. На это только бог способен, да и то в последнее время я сомневаюсь,
может он делать такие вещи или нет. Иногда я думаю, что он уже разучился чудеса
делать. И в добро больше не верит. Может, мы ему надоели? Не знаю. Не знаю, что
тебе сказать. Только если ты об отце думаешь, о его горе огромном, не хочешь
даже случайно ему больно сделать, то ты хороший человек. Жди Иллариона, он к
тебе приедет. До свидания.
