– Правильно сделали, – согласился Дронго. –
Скажите, в вашей больнице могут быть препараты, которые по своему токсичному
действию похожи на синильную кислоту? Они как бы разъедают стенки желудка
изнутри.
– Есть много разных препаратов, – удивленно
ответила Огородникова, – но я должна знать, о чем вы меня конкретно
спрашиваете? Некоторые лекарства могут вызвать очень серьезные осложнения,
некоторые вредны пациентам с язвой желудка. У каждого препарата свое
применение. И каждое лекарство имеет строго избирательный характер. Я не совсем
понимаю, о каком препарате идет речь?
– Еще два последних вопроса. Ваш Игорь или вы бывали на
приемах, которые организовывает Богдановский? Я имею в виду конкретно последний
прием?
– Никогда в жизни, – ответила она. – Игорь
еще совсем мальчик. А меня никто и не пригласит. И я сама не пойду туда, где
будут Николай Данилович и его супруга. Никогда не пойду.
– Последний вопрос. А Егор Богдановский или его отец у
вас не лечились?
– Это было бы неэтично, – пояснила она. –
Егора я несколько раз видела. Такой красивый молодой человек. А его отец иногда
к нам приезжает. У него проблемы с сердцем. Кажется, врачи советовали ему
провести шунтирование, но в прошлом году он отказался. Больше я ничего не знаю.
Извините, но я должна идти. У вас нет больше вопросов?
– Нет. Спасибо. – Он попрощался и вышел из
кабинета.
Через полчаса он уже сидел в приемной Гловацкого. Институт
находился совсем близко, и удалось проскочить через несколько кварталов,
избегнув привычных заторов. Гловацкий оказался мужчиной лет шестидесяти,
небольшого роста, подвижным, шумным, веселым, в крупных роговых очках, с
удивительным детским выражением лица, какое бывает у настоящих ученых,
творческих людей, занятых своих делом, и детей, еще не испорченных окружающим
их миром. Достаточно было на него посмотреть, чтобы понять, как именно он
относится к людям и способен ли он на такое дикое преступление. Максим
Георгиевич Гловацкий был известным ученым, членом-корреспондентом Российской
академии наук.
– Чем я могу быть вам полезен? – осведомился он,
когда Дронго представился. – Чем вообще я могу помочь эксперту по вопросам
преступности? У нас с вами, очевидно, разные профессии. И, надеюсь, не
пересекающиеся.
– Вы знали Егора Богдановского?
– К огромному сожалению, знал. Он невольно обидел мою
дочь, вызвав у нее нервный кризис. Слава богу, что все это в прошлом. Сейчас
она чувствует себя гораздо лучше. Но известие о его смерти снова потрясло всю
нашу семью. Дело в том, что он был женихом нашей дочери. Теперь вы понимаете,
как именно я должен был к нему относиться? Но все это в прошлом. А почему вы
заново расследуете обстоятельства его смерти? Разве появились какие-то
сомнения?
– Его убили, – сообщил Дронго, – вот акт
экспертизы. И вот заключение экспертов, каким именно ядом его отравили. Я хотел
вам его показать, но вас не было в Москве.
– Любопытно, любопытно. – Гловацкий взял
документы, поправил очки, начал читать. Потом возмущенно отбросил
бумаги. – Это безобразие, – громко сказал он, – настоящий
вандализм. Травить такой гадостью молодого человека! Я еще удивляюсь, как он
вообще протянул несколько часов. Наверное, был сильный организм. Ваши эксперты
ничего не знают. Нужно было сразу показать заключение химикам. Это диоксин,
применяемый против насекомых-вредителей. При попадании в желудок он может
разъедать стенки желудка и вызвать паралич или даже смерть. Теперь понятно,
почему врачи дали первое заключение о язве у молодого человека. Схожие
симптомы. Но такого яда у нас невозможно достать. Это они определили верно. Он
продается только в нескольких странах Европы. На него есть ряд ограничений,
учитывая его высокую токсичность. Бедный мальчик. Представляю, как он мучился.
– Максим Георгиевич, – взволнованно обратился к
нему Дронго, – я понимаю, как вам неприятно, но мне очень нужно, чтобы вы
завтра приехали в офис компании «Сибметалл» и подтвердили ваше сегодняшнее
заключение. Поймите, что это крайне важно для поисков преступника, убившего
Егора.
Гловацкий взглянул на бумаги, затем посмотрел на Дронго:
– Если действительно нужно, я приеду. Но моя дочь не
поедет. Ни при каких обстоятельствах. Ей будет тяжело там находиться. Да и мне
будет не очень комфортно. Я бы не хотел там появляться. Аристарх Павлович
потерял своего сына, и я очень сочувствую его горю, но лишний раз с ним
разговаривать мне не хочется…
– Хорошо, – согласился Дронго, – тогда дайте
ваше письменное заключение по поводу этого яда. Мне нужно иметь такое
заключение, чтобы разоблачить преступника.
– Пожалуйста, – удивился Максим Георгиевич, –
но оно не будет иметь юридической силы.
Дронго вышел из института через полчаса и набрал уже
известный ему номер Огородниковой.
– У меня к вам только один вопрос, – сказал
он, – и я больше вас не потревожу.
Задав вопрос и выслушав ответ, он вежливо попрощался и
набрал номер Эдгара Вейдеманиса.
– Все, – сказал он коротко, – теперь я знаю
все. И об убийстве, и об убийце. Завтра эта история закончится. Нужно, чтобы вы
с Кружковым были в офисе компании «Сибметалл» ровно в два часа дня.
– Тебе нужна наша помощь?
– Нет. Теперь уже нет.
– Только один вопрос. Лезвие Оккама?
– Да. Как я и предполагал. Все так и получилось.
Он перезвонил Наталье Кирпичниковой.
– Вы напрасно мне не верили, – сказал он,
испытывая легкое чувство торжества, – завтра я покажу вам убийцу. Ровно в
два часа дня в офисе вашего отца. И не забудьте позвать своего супруга.
– Кто это? – не выдержала она.
– Завтра вы все узнаете, – пообещал Дронго.
Последний, кому он позвонил, был Босенко.
– Завтра в два часа дня в вашем офисе я назову вам имя
убийцы, – объявил Дронго.
Босенко не удивился. Словно был уверен в подобном исходе.
– Спасибо, – отрывисто сказал он, – я никогда
не сомневался в ваших способностях.
Дронго убрал телефон и подумал, что у него есть еще время,
чтобы уточнить некоторые мелкие детали. Но теперь он был уверен в своей победе.
Эпилог
Они сидели в огромном кабинете Аристарха Павловича
Богдановского. Сам хозяин кабинета, его дочь, его зять и начальник службы
безопасности. Все четверо ждали рассказа Дронго. Он вошел в кабинет один,
оставив в приемной Эдгара Вейдеманиса и Леонида Кружкова. Проходя через
приемную, Дронго кивнул Арсению, сидевшему в углу и привычно ожидавшему Кирпичникова.
– Мне сразу стало ясно, – начал Дронго, – что
это хорошо продуманное и спланированное убийство. Егор не мог так просто
отравиться, не мог умереть от внезапного приступа. Понятно, что врачи несколько
переволновались, и я полагаю, что у них имелись для этого основания. Вот
заключение Гловацкого: это был очень сильный яд, но его обычно применяют в
другой концентрации и с другими соединениями в сельском хозяйстве, а не как
обычный яд, что и смутило ваших экспертов.
