Свистунов с кривой усмешкой смотрел на красивого седовласого мужчину и легко читал на его лице сменявшие друг друга мысли. Понял он и окончательное решение сыщика. Пошарил по карманам, вынул сложенный вдвое лист бумаги, отставил от себя по-стариковски далеко и прочел с пафосом:
— «Я неизлечимо болен. Нет уже сил дожидаться смерти, надобно ускорить ее и не мучаться. Все не хватало мужества. Прошу прощения у его сиятельства за то, что не смог на новой должности оправдать доверия, но уже поздно. Помолитесь за Павла Благово».
И Свистунов через стол показал сыщику эту предсмертную записку, написанную его, Благово, почерком! Сходство было необыкновенным.
— Поверят, батенька, поверят, — ласково утешил коллежского советника «христос». — Почечки у вас больные… Да и очень уж натурально будет выглядеть ваше самоповешенье. Вы бы, может, и заподозрили, а эти каргеры со львовыми все скушают что ни сунь. Игнат, голубчик, начинай.
Тот молча вынул из кармана веревку и тряпку, деловито шагнул к Благово. Коллежский советник вскочил с дивана и сжал кулаки. Игнат снисходительно улыбнулся, сделал еще шаг, и тут вдруг во входную дверь сильно постучали, и раздался взволнованный голос Лыкова:
— Павел Афанасьевич! Вас граф Игнатьев вызывает, срочно!
Игнат сразу же отступил, старик недовольно скривился:
— Кто там еще?
— Желаете познакомиться? — сразу приободрился Благово. — Не советую. Это Лыков Алексей Николаевич. Тот, который сегодня ночью, безоружный, самого Осипа Лякина придушил и труп в Макарьевскую часть принес на опознание. На плече, как мешок. А перед тем голыми руками кандалы порвал и дубовую дверь из косяка выломал.
Свистунов посмотрел на Игната, тот молча кивнул.
— Павел Афанасьевич! — не унимался Лыков и грохнул кулаком так, что стена загудела. — Откройте! Очень срочно вызывают!
Свистунов подумал секунду, но, видимо, явное убийство чиновника такого ранга было для них небезопасно, а на тайное времени уже не оставалось. Поэтому он взял со стола коробку, кивнул недовольно Игнату и быстро пошел к черному ходу. Тот засеменил следом за хозяином, глядя настороженно, не бросится ли Благово в драку. Однако Павлу Афанасьевичу было не до этого — он побежал открывать дверь Лыкову.
Когда Алексей наконец-то вошел, его поразило серое лицо начальника.
— Вы больны, Павел Афанасьевич? Устали? — обеспокоился он.
«Сказать? Но он может быть без оружия, и потом, он один, измотанный, а Игнат — птица серьезная. Нет, хватит Лыкову на сегодня подвигов», — решил Благово и промолчал. Быстро переменил рубашку, умылся и спустился со своим помощником к коляске. Они доехали уже почти до Театральной площади, когда он наконец положил руку на чугунное плечо Алексея:
— Знаешь, Алексей Николаевич, вовремя ты сейчас появился. У меня Свистунов с Игнатом сидели, хотели, чтобы я дело Косарева закрыл, деньги предлагали или — на выбор — веревку. Я, по правде говоря, уже и с жизнью простился…
Лыков изумленно уставился на начальника, а когда понял, что тот не шутит, ни слова не говоря выпрыгнул на ходу из коляски, выхватывая на лету револьвер, и побежал обратно к дому Благово.
— Стой! — гаркнул ему вслед морским рыком Павел Афанасьевич. — Их след давно простыл. Садись, едем к графу Игнатьеву.
«Интересно, — думал Благово, поглядывая искоса на расстроенного Алексея, — кого я давеча спас, промолчав — его или Игната?». Запас жизненной энергии у Лыкова все больше и больше поражал его…
Глава 13
Лыков
Тихоновская улица (вид на Дмитриевскую башню кремля).
Неожиданно для Алексея, в приемной генерал-губернатора Благово велел ему идти в кабинет вместе с ним.
Слегка робея, Лыков вытянулся во фрунт, четким строевым шагом дошел до середины большого кабинета и застыл.
Из-за стола поднялся среднего роста, крепко сложенный человек лет сорока пяти-сорока семи, с залысиной, густыми усами с тонко подбритыми, загнутыми вниз подусниками и с начинающим добреть подбородком. Он был в обыкновенном мундире
[13]
с генерал-адъютантским аксельбантом и свитскими вензелями на погонах полного генерала, с шейными орденами Александра Невского и Владимира и знаком Академии Генерального штаба. Глаза Игнатьева смотрели с благожелательным интересом.
— Так вот он какой, наш голиаф! Хм… на вид и не скажешь.
— Вот и они так же обманулись, Николай Павлович, — шагнул из-за плеча Алексея Благово.
«Ну и ну! Это он уже с самим Игнатьевым по имени-отчеству! — удивился Лыков. — А Кутайсова даже генерал-майор Каргер не смеет называть Павлом Ипполитовичем…».
Далее уже генерал-губернатор удивил Алексея, протянув ему крепкую ладонь.
— Говорят, это небезопасно, Алексей Николаевич, но я все же рискну пожать вашу руку.
Лыков растаял окончательно.
Они уселись за необъятный стол начальника губернии, за которым уже сидели Каргер и — скромно, с краю — адъютант графа поручик Федоров.
— Расскажите ваш ночной поход в подробностях, — потребовал Игнатьев, и Алексей, почти уже не волнуясь, изложил все как было. Когда он рассказал, как порвал кандалы и выломал дубовую дверь, Игнатьев крякнул, Благово молча стукнул себя кулаком по колену, а Каргер восхищенно подтвердил:
— Все точно, Николай Павлович! Я потом эту дверь на пожаре видел, валялась с шурупами в петлях, так я ее даже приподнять не смог.
Когда же Алексей, немного опасаясь укоров, описал, как они с Буффало убили в подвале троих человек, Игнатьев, почувствовав это, успокоил:
— Необходимая самооборона, так и укажите в рапорте.
По окончании рассказа Игнатьев молча протянул руку, а Благово так же молча вложил в нее какой-то документ.
— Так… родился 16 августа 1857 года, из новых потомственных дворян. Закончил полный гимназический курс. Год и пять месяцев провоевал вольноопределяющимся в пластунской команде 161-го Александропольского полка. Дважды тяжело ранен… Знак Отличия Военного ордена Святаго Георгия 4 степени, светло-бронзовая медаль в память войны 1877–1878 годов, Знак Отличия ордена Святыя Анны с бантом. Анненскую медаль как получили? Она же дается за военные отличия, но в мирное время… ах, да, тут указано, что за абреков. С марта 1879 года помощник квартального надзирателя, с 18 июня — сыскного надзирателя Макарьевской части в чине коллежского регистратора… Да, с этим чином надо что-то делать. Федоров!
Поручик вскочил, как гуттаперчевый.
— Подготовь два приказа за моей подписью. Первый датируй девятнадцатым числом, о производстве Лыкова Алексея Николаевича в следующий классный чин губернского секретаря. Второй приказ — от сего дня, о переводе Лыкова исправляющим должность помощника начальника Нижегородской сыскной полиции с присвоением ему чина титулярного советника.
