Что тут началось! Вся толпа на улице вмиг разбежалась, но недалеко, высовываются из-за углов, из окон, столпились на балконах — целый театр. Смотрят на меня с сожалением, а этот ферт скалится, кланяется направо-налево, паясничает, словно он меня уже победил. Я спокойно стою, но наглость его хочу наказать. Ну, и наказал… Оружие он дернул даже раньше меня, но ствол его только еще из кобуры выходил, а я уж ему пулю вогнал точно промеж глаз. Только ногами засучил… Восторг толпы был полный! У них поединки — любимое зрелище, все разговоры в обществе только о том, кто, кого и как застрелил. Обсуждают достоинства и недостатки бойцов, заключают сделки; есть любимцы и отщепенцы. А я еще, оказывается, шлепнул лучшего стрелка всего графства, а то и штата, знаменитого Джорджа Кастиго. Он там к этому времени уже всех достал. С утра отправлялся шляться по городу и приставал к прохожим, кто с оружием, задирал их, вызывал и убивал, если они не трусили. Застрелил девятнадцать человек! Все его ненавидели и боялись, и ничего не могли сделать — очень уж сильный был стрелок. Дважды население нанимало за деньги ковбойцев, чтобы прикончить Кастигу, и оба раза он валил наемников… Словом, я сразу стал в Додж-сити героем.
— А почему «Буффало»?
— Это у них популярное прозвище. Был Буффало Билл, потом Орлеанский Буффало, я назывался Буффало Теодор. Кулаки у меня всегда были здоровые, и я иногда, из жалости, давал обидчику по-русски в морду, вместо того чтобы по-американски его убивать. Там же любой сопляк, как только впервые нацепит кобуру, сразу норовит тебя вызвать, думает, что он очень быстрый… У известных стрелков, таких, каким был я, на Западе очень опасная жизнь — постоянно приходится доказывать, что ты не случайно стал знаменит. Лезут и лезут самонадеянные дураки со всей Америки, и тебе, хочешь не хочешь, приходится с ними драться. А на иного смотреть жалко, совсем малец еще, а туда же. Как такого убивать? Ну и задвинешь ему как следует. Летит через весь салун, кувыркается… Поэтому и Буффало.
— Но ты все-таки вернулся в Россию. Не в того попал?
— Угу. Опасно в Америке чем-то выделяться, завистников много появляется. Особенно если ты стрелок. Стал я там многих раздражать, хотя ничего плохого им не делал. Сначала натравили на меня местного маршала, то есть частного пристава, но тот разобрался, и меня отпустили. Тогда эти ребята подготовились получше, и на второй раз у них получилось. Приехал в отпуск молодой парень из местных, тоже знаменитый, лучший стрелок агентства Пинкертона. Его и обработали: наврали, что я — скрывшийся член банды Рино, придумали улики, нашли свидетелей, словом, сделали все по-умному. Парень и заявился прямо в салун меня брать, при толпе народа. Гордый собою… А поскольку он был действительно очень хорош, и слава моя его подзуживала, то все так и получилось.
— Застрелил?
— А что мне оставалось делать? Он не хотел меня арестовывать на самом деле, он хотел меня убить, чтобы доказать, что он — лучший стрелок! Ему едва это не удалось, но я снова оказался чуть-чуть быстрее. Но после случившегося уже нельзя было оставаться в Америке. Если ты там кого убил, пусть даже маршала — просто переехал в другой штат и живи себе спокойно. Полиция у них ничего не может и не хочет, а половина маршалов — сами бандиты будь здоров. Но «пинкертоны» — это другое дело! Они тебя будут искать по всей стране и достанут хоть из-под земли, они в Штатах — настоящая полиция, и границ для них нет. Поэтому мне пришлось бежать сначала в Мексику, а потом и вообще с континента. Так до Москвы и добежал.
— Ну, зато ты теперь догоняешь, а не убегаешь, — поддел Буффало Алексей. — С полицией дружишь, стреляешь только тех, кого следует, и сам как «пинкертон».
Все рассмеялись, но Благово цыкнул и заставил свой отряд спать. До боя оставалось совсем немного.
Глава 16
Схватка на острове
Панорама Нижнего Новгорода.
Они встали в три часа утра, натощак, быстро выехали на шоссе и, стараясь не шуметь, осторожно приблизились к самому спуску с горы. Село лежало в низине, по которой протекала река Кишма. Слева, чуть сбоку от села — два больших озера, на одном из них — остров с монастырем. Шоссе хорошо просматривалось с острова, поэтому ехать вниз было пока рано.
Благово раскрыл свой «брегет». Через час прибудут казаки. Он кивнул Лыкову, стараясь не смотреть ему в глаза, и тот молча растворился в лесу. Павел Афанасьевич в сильный морской бинокль внимательно разглядывал спящий монастырь, главки собора, башни, мост. Обитель казалась незаселенной. Он передал бинокль Буффало, объяснил ему, где находится второй сторожевой пост, откуда начинается подземный ход, где гостевые кельи с Игнатом и Свистуновым. Чувство неловкости не покидало его, неловкости оттого, что он не пойдет с ними на остров, а останется на берегу, в безопасности…
Буффало молча надел пуленепробиваемый английский панцирь, скованный из броневых пластин — предмет зависти Благово (в полиции таких не было). Рогожец вечером долго уговаривал Лыкова взять этот панцирь себе, но тот отказался наотрез.
Оба они так и не увидели плывущего Алексея, но куст у южной башни дважды качнулся, как было условлено. Пора! Экипаж быстро разогнался и, уже не таясь, спустился вниз, к реке. На мосту через Кишму он остановился. Ничепоруков остался на козлах, Благово с Буффало пошли по тропе вдоль реки к озеру. Дошли до второго моста, ведущего на остров, и ступили на него.
Было росистое и холодное утро, начало пятого. Над озером висел плотный, словно из ваты, туман, в котором исчезал дальний конец моста. Тихо, зябко и страшно. Слева что-то плеснуло, Павел Афанасьевич обернулся и увидел, как крупный окунь гонит плотвичку. Та ловко выпрыгнула на лист кувшинки, перелетела его на брюхе и кувыркнулась в густые заросли водорослей с другой стороны листа. Окунь уперся рылом в преграду, постоял так несколько секунд и нехотя нырнул.
Из тумана раздался негромкий голос:
— Кто идет?
Буффало оттер сыщика мощным плечом и так же негромко ответил:
— От Ивана Саввича Игнату каравай.
И поднял над головой заранее приготовленный хлеб. Иваном Саввичем звали главного нижегородского «христа», купца второй гильдии Акинфьева.
— Один подходи, второй стой, где стоишь, — снова раздалось из тумана.
Буффало двинулся по мостику прямо в вату. Ступил на берег и увидел двоих белобрысых парней, видимо, братьев-близнецов, в теплых бекешах. Парни смотрели настороженно: у одного в руках была крепкая дубина, второй держал руки в карманах.
— Брось оружие на землю, — сказал первый, держа дубину перед собой.
— В каравае записка… — начал было тянуть время Буффало, но тут парень, стоявший чуть сзади, без звука повалился на землю. Второй только начал было разворачиваться, как Буффало резко ударил его ребром ладони по горлу. Караул был снят.
Из тумана показался Благово, оглядел два безжизненных тела и спросил у Алексея:
