Лыков долго сосредоточенно разглядывал своего начальника, потом подошел и осторожно потрогал его лоб своей ладонью. Тот был совершенно холодным.
– Вы это все серьезно, Павел Афанасьевич?
– Совершенно серьезно.
– А если у Киенковой больное сердце или предрасположенность к эпилепсии? Что, если она умрет от вашего опыта? Тогда на каторгу пойдут не Гаранжи с Бурмистровой, а Благово с Лыковым. И еще: без разрешения полицмейстера мы не имеем права проводить подобные… хгм… даже не знаю, как это назвать. А Николай Густавович никогда этого не позволит.
– Во-первых, у нас нет другого выхода. Кухарка – ключевой свидетель, но без подобного толчка она будет молчать всю жизнь! Во-вторых, я не могу допустить еще одной, после Лелькова, истории с безнаказанным убийством. Так мы совсем потеряем доверие обывателей! И в-третьих: ты знаешь, что такое капринус?
– Яд?
– Нет, это гриб. Красивый, белый, лохматый. В народе его называют навозником.
– Что-то припоминаю. Он ведь несъедобный?
– Вполне безопасный, если его правильно приготовить. Главное, не пить при этом никаких крепких напитков. Иначе тут-то все и случится…
– Что случится? Отравление?
– Да, но особенное. Слабое по действительной опасности, заведомо не смертельное, но удивительно страшное по внешним признакам. Рвота, понос, жар и временная потеря зрения, и это уже через полчаса. Но самое интересное начинается потом. Сначала лицо у человека делается свекольного цвета. Представляешь? Затем такой становится кожа по всему телу. Через некоторое время оттенок меняется на фиолетовый! Но кончик носа и мочки ушей остаются при этом бледными, почти белыми. Жуткое зрелище! Я видел такое один лишь раз, в 1872 году. Тогда жена дворника с Новой улицы решила отучить мужа от пьянства и наняла знахарку. В городах и вообще в развитых местах – в торговых селах, на трактах – этот способ лечения от запоев совершенно неизвестен. Он древний, и применяется исключительно редко в глухих северных углах деревенскими колдунами и ведьмами. С точки зрения медицины все просто: гриб-навозник содержит вещество под названием коприн, которое, растворяясь в алкоголе, поражает печень. Причем, повторюсь, не сильно и ненадолго. Сам алкоголь действует на ту же печень намного более разрушительно, и ничего! Продается в кабаках без ограничений и ядом не считается…
– Так уж и нет никакой опасности? И что, кстати, сделалось с тем дворником?
– С перепугу бросил пить. Жена его, одуревшая от свекольной физиономии мужа, тут же ему призналась, и они помчались к доктору. Муж сначала подал на нее жалобу в покушении на убийство, но потом простил. Живут и теперь вместе, вполне мирно и без водки. Что же касается опасности, ты прав: конечно, она существует. Для людей с нездоровым сердцем. Надо найти семейного доктора Бурмистровых – он наверняка пользовал и кухарку и сможет дать справку о ее здоровье. У меня создалось впечатление, что Киенкова сильна, как лошадь.
– Черт! – взъерошил себе волосы Лыков. – Неужели мы действительно сделаем это? Уму непостижимо…
– Придумай что-нибудь получше.
– Не могу, но и с вашей идеей не согласен. Если женщина умрет или заболеет, вас, в лучшем случае, вытурят со службы. А в худшем…
– Это будет официальная полицейская операция, секретная, но законная. Она состоится лишь в случае разрешения начальства – полицмейстера или, что скорее, вице-губернатора. И только после тщательных консультаций с Милотворским и с эскулапом Бурмистровых. Всю ответственность за возможные последствия я беру на себя и в случае чего отвечу по закону.
– Ну уж нет! Я с вами! Сядем в одну камеру – я стану защищать вас от уголовных.
– Цыц, юнга! – рявкнул начальник сыскной полиции. – Это они сядут, а не мы. Я их всех законопачу! И до Лелькова еще доберусь! Ступай, приведи мне бурмистровского доктора. Представляешь, что будет, если у нас получится?
Началась подготовка этой уникальной операции, не имеющей, видимо, аналогов в истории полицейского дела.
Доктор Ерандаков, личный врач обоих семейств Бурмистровых, хорошо помнил кухарку Евдокию Киенкову. Кроме женских болезней она ничем не страдала, а сердце имела, по словам доктора, «на троих».
Полицейский врач Милотворский, когда услышал от Благово изложение его идеи, заподозрил сыщика в помешательстве. Потом начал смеяться. Потом ругаться. Коллежский советник взял его крепко под локоть и спросил:
– Иван Александрович, вы знаете меня много лет. Я похож на авантюриста? Поверьте: нет другого выхода.
И Милотворский, ворча, ушел рыться в своей библиотеке. Нашел две статьи о токсикологии гриба-навозника, тщательно их проштудировал, задумался. Затем долго беседовал с Ерандаковым на их птичьем языке. Телеграфировал вопросы коллеге – профессору медицины Петербургского университета и получил ответ за казенный счет (более двухсот слов). Наконец, Иван Александрович сказал:
– Думаю, можно попробовать. Даже самому интересно стало! Но, чтобы уберечь вас, Павел Афанасьевич, от тюрьмы, я поселюсь на время операции у макарьевского исправника. В случае чего прибегу с марганцовкой…
Затем Милотворский лично собрал, по подсказке Благово, целую корзину капринусов на навозной куче в конюшне конно-полицейской команды. Помещение отапливали, поэтому капринусы водились там круглый год. Грибы оказались вовсе не белыми и лохматыми, как описывал коллежский советник, а серыми, с коричневыми пятнами на верхушке шляпки. Сама шляпка была с бурыми чешуйками, сначала яйцевидная, а внизу колокольчатая, с расщепленными краями. Доктор объяснил помогавшему ему Лыкову, что это – серые капринусы, а есть еще белые и мерцающие.
Грибы оказались очень хрупкими, их пришлось переложить из корзины в мягкую кошму. Иван Александрович пожарил их в неглубокой сковороде, постоянно перемешивая, а полученное истолок в фарфоровой ступке в порошок. Препарат был готов.
Сложнее оказалось добиться согласия начальства. Как и ожидалось, полицмейстер Каргер проводить операцию категорически запретил. Тогда Благово, взяв с собой Лыкова, отправился к вице-губернатору Всеволожскому.
Андрей Никитич Всеволожский, один из богатейших людей империи, служил по убеждению, а не за пенсию. Имея золотые рудники, железоделательные заводы и доходные дома в обеих столицах, он мог поэтому позволить себе многое, если считал это полезным для дела. Приехав в Нижний Новгород пять лет назад в скромном чине надворного советника, теперь Всеволожский был уже партикулярным генералом с тремя орденами и только что получил камерегера. Благово Андрей Никитич уважал и ценил еще с 1876 года, когда они вместе раскрыли громадную преступную организацию конокрадов в центральных губерниях. Эта организация похищала в год до пяти тысяч лошадей! Благово, вытащивший все расследование на своих плечах и неоднократно рисковавший при этом жизнью, впал из-за своего независимого характера в немилость у министра внутренних дел Тимашева. Этим пытался воспользоваться недолюбливавший Павла Афанасьевича губернатор Кутайсов. От серьезных неприятностей Благово тогда спас именно Всеволожский – богач, потомок Рюриковичей и сын гофмейстера двора Его Императорского Величества.
