– Б-р-р! Но, Паша, я же тебе не все рассказал! Бог бы с моими деньгами, но эта стерва утащила у меня мундир, ордена и форменный служебный билет! Представляешь, что меня ждет, если об этом узнают мои жена и начальство! Полиция ведь обязана составить протокол… Так что, Паша, выручай старого товарища, вся надежда только на тебя. Понимаю, что ни вещей моих, ни денег ты не сыщешь – и поделом мне! Помоги только наново обмундироваться на твой счет. Вернусь во Владик – тут же вышлю.
– Сережа, успокойся и более не расстраивайся. Утешь себя тем, что иначе мы бы и не встретились. Я же главный сыщик здесь! И использую служебное положение. Начальство, равно как и жена, ничего не узнают. Никаких протоколов, разумеется, не будет. Мундир мы тебе построим. Поживешь пока у меня на правах дорогого гостя. На пропажу орденов и форменного билета выдадим тебе справку за подписью полицмейстера, что тебя обворовали спящего, в поезде. Это теперь сплошь и рядом.
– Паша! Благодетель!
– Сейчас заберем из гостиницы то, что они тебе оставили, я оплачу счет и – ко мне. По пути заедем к портному, снимем мерку. У нас есть хороший военный портной. А в нашем депо при сыскном отделении тебя приоденут и загримируют. Несколько дней, покуда шьется мундир, будешь ходить по городу с моим агентом и искать эту рыжую шельму. Мы еще посмотрим, чья взяла! Отольются кошке слезы капитана второго ранга!
Тут в кабинет зашел Титус и доложил:
– Павел Афанасьевич, записка из Первой Кремлевской части. Пропал Мойша-Рива Бомбель, провизор с Алексеевской улицы. Грабеж с подозрением на убийство. Просят выехать на место происшествия.
– Паша, не бросай меня! – взмолился Голенищев-Кутузов-Толстой. – Я только белый свет взвидел!
– И то правда, – охотно согласился Благово. – У меня, чай, помощники есть. С утра облава, затем этот мошенник с варом в сапогах, теперь подозрение на убийство… Я встретил старого товарища! Никуда не поеду. Ты, Яан, чем сейчас занимаешься?
– Фальшивыми закладными на земли в Привисленском крае.
– Хорошее занятие. Тогда пусть Лыков едет на Алексеевскую и разбирается. Он парень здоровый, молодой, не уезженный – вот пусть службу и несет. Я в его годы на вахте… за целый пароходофрегат… Передай ему мое приказание.
И Благово снова обратился к приятелю:
– Ну, давай, Сережа, рассказывай.
– Про что?
– Про новинки. Я ведь отстал от флота. Какая толщина у основного броневого пояса на твоей канонерке?
Так Алексей поехал на предполагаемое убийство, надеясь в душе, что тревога ложная.
Аптека Бомбеля находилась на углу Алексеевской улицы и Ковалихинской осыпи и выходила окнами на Звездин пруд. Тихое, но многонаселенное местечко; хватает и больных. Судя по витрине, дела у провизора шли неплохо. До сих пор…
У входа в лавку титулярного советника уже поджидали помощник пристава, дворник и хозяйка домовладения, купеческая вдова Вихорева.
– Вот, ваше благородие, такой жилец был тихий да хороший, – запричитала вдова. – Завсегда при деньгах. Может, его уж и живого нет? Кажинный день в восемь часов у меня во втором этаже завтракал, опосля чего шел аптеку отпирать. И квартировал здесь же, во флигеле. А нынче нет и нет, нет и нет… Я во флигель-от стучусь, а ни гу-гу. Я в лавку – там заперто. Заглянула-от в щелку между ставнями, а тама погром! Я сразу Василия в часть послала. Замки-от целы, а внутре погром… Чудеса.
Дворник Василий, с отечным лицом пьяницы, подтвердил сказанное вдовой коротким «угу».
– Ты ночью шума не слышал? – спросил его Алексей.
– Тихо все было, вашебродие, – кротко доложил Василий. – Мимо нас, напримерно, и муха не пролетит!
И дыхнул на сыщика таким перегаром, что едва не свалил с ног.
– Внутрь заходили? – поинтересовался Лыков у помощника пристава, молодого и румяного поручика Григораша.
– Нет, только дверь отперли запасными ключами и ставни. Замки не сломаны, значит, он сам впустил тех, кто рылся. Как увидели, что внутри, вызвали сыскное. Думаешь, здесь убийство, да? При мне в части еще не было убийства…
– Эх, Павлуша! Наглядишься до пенсиона. Пошли.
Полицейские зашли в аптечную лавку. Погром действительно был. На полу валялись ящики от буфета, какие-то пустые коробки и несколько склянок. На окне, не тронутая, стояла большая банка с пиявками. Видно было, что искали второпях. В углу на столе виднелись серебряные ступка и пестик, рядом лежала открытая кастрюлька с серебряными опилками для амальгамы. Что же это за налетчики, что пренебрегают «скуржой»?
[72]
Ответ на этот вопрос Лыков нашел под буфетом. На полу, едва заметные, лежали в ряд четыре крохотных конуса белого порошка. Титулярный советник аккуратно собрал их в конверт, понюхал, попробовал на язык.
– Что это? – спросил Григораш, с любопытством наблюдая за манипуляциями Алексея. Он полгода лишь как перевелся в полицию из крепостной артиллерии, и проза службы еще не постигла его.
– Обычная мука. Кажется, провиантская. Хотя нет, бери выше – пеклевань!
[73]
– Мука? В аптеке? Как она здесь оказалась?
– Полагаю, высыпалась из одной из этих коробок. Надо найти, из какой именно.
– Зачем аптекарю понадобилась пеклевань? Мацу печь?
– Ну, например, он продавал ее заместо кокаина уголовным, и те его за это убили.
Поручик несколько секунд ошеломленно смотрел на Лыкова, потом воскликнул:
– Здорово! В жизни бы не догадался! Убежден, что так именно и было. Вы все там, в сыскном, такие? Леш, прими меня к себе, я буду стараться!
– Вакансий сейчас нет, – важно ответил польщенный в душе Алексей. – Но я возьму тебя на заметку.
– Спасибо!
– Ты ведь артиллерист, значит, математику знаешь. Такие люди, склонные к умственной деятельности, в сыске годятся. А из пехоты с кавалерией одни приставы выходят! Но – продолжим.
В ходе дальнейших поисков Алексей нашел пустые коробки, предположительно из-под кокаина, и несколько столь же пустых жестянок. Последние имели надписи на немецком языке, которые Григораш смог перевести. Если он не ошибся, в жестянках содержались ампулы с морфием! Все это свидетельствовало о том, что преступление – если оно имело место быть – связано с «кикером».
[74]
Под небольшой ванной для смешивания составов Алексей нашел оторванную пуговицу, видимо, от ворота мужской рубахи. Боролись? Душили? Пока нет трупа, нет и убийства; а сейчас, накануне ярмарки, никому не нужно таких происшествий.
Однако очень скоро наступила ясность в этом вопросе. В дверь лавки постучали, просунулась усатая физиономия околоточного, густо пахнуло нюхательным табаком. Надзиратель энергически высморкался и доложил:
