Вперед вышел тот самый Иван, что покупал папиросы. Помахав выразительно свинцовым шаром на ременной петле, он приказал:
– Отдавайте соргу!
[91]
Рублей на двести всяко наторговали.
Форосков посмотрел на Алексея, тот молча кивнул. Петр полез за деньгами. Лихие мукомолы обыскали всех троих, забрали имевшуюся наличность, прихватили и часы. По счастью, Благово запретил своим людям идти на операцию с полицейскими билетами; теперь это их спасло. Когда Лыков понял, что происходит обычный грабеж, он даже обрадовался!
О сопротивлении не могло быть и речи. Во-первых, опасно: ночь, глухая деревня, ножи у горла. Во-вторых, требовалось вести себя сообразно роли, а торговцы краденым спиртом не стали бы спорить с бандитами.
– Зря вы так, ребята, – сдержанно заметил Алексей. – Шелапутов не оценит, может и обидеться.
– А ты в полицию пожалуйся, – посоветовал Данила и загоготал, довольный.
Сквозь толпу протолкался давешний одноглазый пьяница и стал напротив Лыкова с грозным видом.
– Помнишь, как ты меня хамил?
Алексей промолчал.
– Вот, получи назад!
Одноглазый ударил сыщика в лицо. Тот сжал кулаки до хруста, но сдержался. Грабители одобрительно заулюлюкали. Видя полную безнаказанность, они отняли у ночных торговцев еще и лошадь с коляской и отпустили их. Сказали: будут деньги, приходите… В довершение всех унижений Иван отобрал у Лыкова новый казакин, а взамен отдал свой старый, весь перепачканный мукой. Привел при этом с издевкой старинную крестьянскую присказку:
– Нельзя же комиссару без штанов; пусть и худенькие, да с пуговкой.
Выбравшись наконец из бандитской деревни, сыщики облегченно вздохнули. Дыру в боку не провертели, а морды заживут!
– Что делать будем, ваше благородие? – не без иронии спросил Ничепоруков. – До Волги семь верст. Вы ребята молодые, а я уж староват ночью по кустам лазать.
– Ништо, доберемся с Божьей помощью, – ободрил ветерана Форосков. – Вот что с душителями делать? Теперь на мельницу не сунешься. Так и придется облавой идти.
– Завтра я пропишу им перцу, – пообещал Лыков, грозя в ночь крепким кулаком.
– Человек сорок придется собирать, с оружием.
– Никаких облав, – отрезал титулярный советник. – Придем так же втроем, как и сегодня, только днем.
– Зачем? – недоуменно спросил Петр. – Чтобы нам еще раз рожи начистили? Мне моя дорога, я еще не женился.
– Как ты думаешь, если бы настоящие Шелапутовы ребята так попали, как бы они поступили?
– Вернулись бы всей бандой, и во главе ее шел бы сам Шелапутов.
– Правильно. Или…
– Или, если смельчаки, наскочили бы те же самые, но с револьверами. И сказали бы: хозяин велел все отбить и столько же навалить сверху штрафу. Но это надобно быть совсем отчаянным!
– Считай, что мы такие и есть. Доиграем роль как должно. В качестве штрафа заберем у них морфий.
– Это как? Тремя револьверами десять крепких мужиков пугать будем? А если они не испугаются?
– Я им покажу волчий оскал. Думаю, даже не понадобится пушки вынимать…
– С десятерыми никак не совладать, Алексей Николаич, – пытался успокоить распалившегося начальника осторожный Ничепоруков. – Даже тебе. Давай вернемся, доложим Павлу Афанасьевичу, он решит.
– Отставить и слушать приказ!
Как старший в команде, Лыков уже принял решение и теперь разъяснил его подчиненным. Полицейская облава заведомо не даст результатов: как найти на огромной мельнице сверток с морфием? Зато, напуганные облавой, убийцы поспешат избавиться от улики. И все! После этого ловить душителей будет бесполезно: ни свидетелей, ни ампул…
Возвращение лжеторговцев в Неклюдово – единственная возможность взять преступников с поличным. Риски приемлемы. Если их не зарезали ночью на пустой дороге, то днем, на глазах у всей фабрики, точно не убьют. Могут добавить тумаков, это точно; но должно выйти по-другому.
Так, не сообщая начальству о первой неудаче, сыскные чины решили довести дело до конца. Они пришли в большое село Бор, что на левом берегу Волги, и растолкали станового. По счастью, тот знал Лыкова в лицо. Пристав помог реквизировать коляску и вооружил Ничепорукова, по его просьбе, винтовкой. Выспавшись и плотно позавтракав, в одиннадцать часов утра полицейские отправились обратно в Неклюдово.
– Алексей Николаич, возьмите хоть револьвер, – упрашивал Форосков титулярного советника. Но тот уже завелся и чуть не дрожал от предвкушаемого удовольствия мести.
– Я так зол на них за вчерашнее, что порву всех голыми руками, – признался он. – Быстрее, быстрее!
Коляска влетела во двор мельницы. Артель грузчиков у везломовской пристани затаривала кулями с мукой небольшую расшиву. Иван и Данила легко вынимали девятипудовые мешки из приемника и клали их у сходней; остальные семь человек растаскивали их по лодке.
Лыков выскочил из экипажа и быстро подошел, почти подбежал к приемнику. Вид у него был решительный.
– Ба, опять пожаловал! – засмеялся Данила. – Наверное, еще денег привез.
– Нет, я привез сдачи!
Лыков ударил так сильно, что огромный детина улетел на две сажени. Уткнулся в мешки и затих без чувств. Иван бросился на сыщика, но не преуспел. Тот схватил его левой рукой за бороду и притянул к себе, а правой нанес три стремительных удара в челюсть и переносицу. Когда он разжал пальцы, громила мягко повалился на землю…
Мельники в числе нескольких десятков выбежали на крытую галерею и с любопытством наблюдали за начавшимся побоищем. Рассвирепевшие грузчики полезли было из расшивы на берег. Алексей развернулся к ним, ощерился, схватил в каждую руку по девятерику, крякнул и поднял кули над головой! Ребята в лодке ошалели. Не опуская рук, Лыков пробежал по сходне и бросил муку в расшиву. Струхнувшие крючники кинулись врассыпную. Тогда Алексей спрыгнул в лодку сам и принялся лупить их смертным боем. Особенно доставалось тем, кто вел себя вчера вечером наиболее нагло… Лыков сновал по утлой лодчонке, как ураган. Он настигал жертву, страшными ударами валил ее с ног и, не мешкая, спешил к следующей. Тех, кто пытался выскочить на берег, встречал у сходни Форосков с толстым сосновым брусом в руках. Одним движением он отсылал бедолагу обратно в мясорубку. Мельники на галереях с большим интересом созерцали, как один человек бьет семерых…
Наконец те из грузчиков, кто еще мог стоять на ногах, начали выпрыгивать за борт прямо в Везлому. Лыков счел долгом помочь им в этом, давая крепкого пинка вдогонку. Трое остались лежать на дне расшивы. Когда Алексею не с кем стало драться, он остановился, осмотрелся и ловко выбрался на берег. Разгоряченный боем, он сделался страшен. Огромные набухшие мускулы чуть не рвали рукава рубахи, глаза почернели, лицо налилось кровью. Подойдя к Ивану с Данилой, пришедшим уже в себя, он взял их за бороды:
