– Тебе нет еще двадцати четырех лет, – легко посчитал
Дронго, – и ты смеешь говорить подобные вещи? У тебя жизнь только
начинается. Все еще впереди. И большая любовь, и настоящее чувство.
Она натянула на себя простыню.
– Ты меня не понял, – задумчиво произнесла Ирина.
Он понимал, о чем она говорит. Но в это утро ему менее всего
хотелось думать о ее чувствах и переживаниях. Все было так просто и так хорошо.
Он готовился к встрече с Дершовицем и не готов был обсуждать ее семейные
проблемы. Это потом, пройдя через тяжелые испытания, смерть друзей и гибель
любимой женщины, он изменится. Станет другим. Начнет понимать людей, относиться
гораздо терпимее к своим собеседникам, пытаясь услышать, что они хотят ему
сказать, и прочувствовать их боль. Но тогда он был совсем другим.
– А почему ты рассталась со своим другом? – спросил
он. – Ты могла бы с ним объясниться, и он бы тебя понял. Чтобы не выходить
замуж за другого.
– Он не старался, – грустно ответила Ирина, – я
пыталась ему что-то объяснить, но он даже не пытался меня услышать. Такой
сильный мужчина, уверенный в своей правоте. Внимательный в постели и
бесчувственный в других вопросах.
– А может, он считал проявление чувств некой
слабостью? – предположил Дронго. – У южных мужчин подобное случается.
Это только в кино они стоят на коленях и поют серенады. А в жизни они иногда
боятся высказать свои чувства. Показаться смешным, слабым, незащищенным.
Пиросмани мог завалить площадь цветами, но ему трудно было сюсюкать, объясняясь
в любви.
– Ты меня не понял, – повторила Ирина уже другим
голосом.
Он не ответил ей. В таком молодом возрасте у мужчин мозги
устроены совсем иначе. Ей невозможно было рассказать про Надежду, с которой он
встречался только два дня назад. Невозможно рассказать, что у него два дня
назад была встреча с другой женщиной, которая ему очень понравилась. И с которой
тоже не было никаких обязательств и взаимных расчетов. Так легко жить, когда у
тебя нет взаимных обязательств. И так трудно брать на себя ответственность. Она
бы его просто не поняла. Да и ни одна другая женщина его бы не поняла. Он
встретил Ирину на этом курорте и ему было с ней хорошо. В тот момент ни о чем
большем он даже не помышлял. Потом он часто вспоминал этот разговор и ему было
стыдно за свое поведение. Но это было спустя много лет...
День первый. Воспоминания
Чхеидзе вернулся в отель потрясенный происшедшей аварией.
Болела спина, сильный удар пришелся по правой почке, хотя рентген не выявил
никаких переломов или сильных ушибов. Ногу ему обработали, на руку наложили
повязку. У него была содрана кожа с правого локтя. Вернувшись в свой номер, он
раздраженно выпил рюмку коньяку, хотя врач предупреждал его, чтобы он не пил
сегодня спиртного.
Лиану и своего телохранителя он сразу отправил в переход,
найти эту проклятую цыганку. Но было уже достаточно поздно и они никого не
могли найти. Когда Лиана сообщила ему об этом, он разозлился еще больше.
Позвонил Самойлов, который сообщил о том, что тело Касаткина увезли в морг.
Чхеидзе вздрогнул. Он представил себе, как его, раздетого, кладут на холодный
стол и начинают разделывать, словно быка. Стало зябко и страшно. Он подумав,
что нужно будет выпить еще одну рюмку коньяка, когда раздался телефонный
звонок. Лиана была в его номере. Как и Вебер, который сидел у дверей, в холле.
Лиана ответила на телефонный звонок. Затем произнесла по-русски:
– Одну минуту, я сейчас узнаю, – она взглянула на
своего босса. – Это звонит Ирина Маланич. Главный редактор журнала.
Говорит, что вы ее знаете. Что мне ей сказать?
– Дай мне трубку, – сразу сказал он.
– Здравствуй, Давид, – услышал он знакомый голос.
– Добрый вечер. Как у тебя дела? Как ты меня нашла?
– Ты же сам сказал мне, что прилетишь в Москву и
остановишься в «Национале», – напомнила Ирина, – и поэтому я
позвонила. Они долго не хотели соединять меня с твоим номером. Ты у нас уже
большая персона.
– Какая, к черту, персона, – устало выговорил Давид
Георгиевич, – я здесь сразу попал в неприятную историю. Ты даже не
представляешь себе, насколько все глупо и неправдоподобно.
– Я знаю, – неожиданно сказала она, – поэтому
сразу и позвонила. Как ты себя чувствуешь?
– Откуда ты знаешь? – ошеломленно спросил Чхеидзе.
– Это не важно. Ты лучше скажи, как ты сейчас себя
чувствуешь. Тебя ведь увезли в больницу?
– Ты и это знаешь, – криво усмехнулся Давид
Георгиевич, – да, я попал в жуткую историю. Погиб мой главный компаньон. В
нас врезался грузовик и я чудом остался жив. Просто чудом. Он сидел рядом со
мной и погиб мгновенно.
– Тебе повезло, – согласилась она.
– Очень повезло. Если бы я сел на его место, то сейчас меня
бы отвезли в морг. Можешь себе представить. Столько лет не приезжать в Москву,
а потом прилететь и попасть в такую дикую автомобильную аварию.
– Представляю, что ты чувствуешь.
– Если бы ты все знала, то вообще бы мне не поверила. Может,
ты сумеешь сегодня ко мне приехать? И учти, что мы не виделись с тобой целую
вечность.
– Ровно двадцать три года, – напомнила ему
Ирина, – ты тогда уезжал в свой Новосибирск, а я оставалась одна в Москве.
Мы разговаривали с тобой в последний раз на лестничной клетке в моем доме. И ты
тогда ушел, если, конечно, помнишь.
– Мне было только двадцать два года, – вспомнил
Чхеидзе, – я был молодым и глупым. Не нужно вспоминать, каким я тогда был.
К тому же у меня было направление на работу в Новосибирск, куда я и отправился
на следующий день.
– Верно, – согласилась Ирина, – и не звонил мне
целый год. И даже не отвечал на мои письма.
– Я попал по распределению в «почтовый ящик», как тогда
называли закрытые предприятия, – пояснил Чхеидзе, – и твои письма до
меня просто не доходили. Их мне вручили потом, через семь месяцев. А звонить я
оттуда не мог. Даже матери и сестре я звонил только один раз в неделю. Нужно
было заполнить особый формуляр и объяснить, кому и зачем я собираюсь звонить.
Что мне нужно было написать? Собираюсь звонить в Москву своей знакомой девушке.
Мне бы просто не разрешили звонить. Это сейчас есть мобильные телефоны и ты
можешь позвонить в любую точку земли и почти из любого места. А тогда все было
иначе. Чтобы позвонить в Тбилиси, я ходил к Главпочтамту, рядом с которым была
телефонная станция для междугородных разговоров.
– Прошло столько лет, а ты все еще пытаешься
оправдаться, – мягко заметила Ирина, – я думаю, что все так и должно
было случиться. Если бы ты тогда остался в Москве, то, может, никогда не стал
бы таким известным миллионером и гражданином Германии. А твой новосибирский
опыт тебя обогатил.
– Да, – согласился Давид, – возможно, ты права.
– А я бы не стала главным редактором журнала и, возможно, не
сделала бы такой карьеры, – закончила она.
