– Хорошо, что ты вспомнил об этом, – вздохнула
Ирина, – я тогда пыталась тебе объяснить. Но ты ничего не понимал. Ты
слушал меня и не слышал. Мне было ужасно больно. А потом ты ушел.
– Ты развелась со своим мужем тогда и с тех пор больше не
выходила замуж? – спросил Чхеидзе.
– Выходила. Говорят, что умные учатся на ошибках других, а
дураки на собственных ошибках. Я еще раз вышла замуж, уже когда мне было за
тридцать. И знаешь, кто был моим вторым мужем? Можешь не поверить. Он был
датчанином. Датчанином, который хорошо владел русским языком и был специальным
корреспондентом своей газеты в Москве. С ним мы развелись еще быстрее, уже через
год. Оказалось, что западный менталитет совсем не для меня. Его отец был
миллионером, а сын считал каждую копейку. Буквально каждую копейку. Только не
смотри на меня так. Я про его отца ничего не знала, когда выходила замуж. Мне
нравился сам датчанин. Очень начитанный умница, хорошо знающий русскую
литературу и, в отличие от тебя, даже любивший Булгакова. Мама у него была
литовка. И он хорошо знал русский язык. Только оказалось, что культура не может
изменить менталитет человека. Он был типичным скандинавским торговцем, какими
были его предки на протяжении сотен поколений. Летал только в экономклассе, жил
только в трехзвездочных отелях, питался только в самых дешевых ресторанах.
Такой умница и такой жадина. Я даже иногда думала, что он притворяется. Но он
действительно был таким.
– Самый богатый в Европе человек владеет мебельными салонами
ИКЕА, – сказал Давид, криво усмехнувшись, – про него знает весь мир.
Он тоже летает только в экономклассе, ездит на старой машине, питается в
дешевых ресторанах и живет в самых недорогих отелях. Своему собственному сыну
он платил очень небольшую зарплату, когда тот работал в его фирме. Ничего
удивительного. Типично скандинавский менталитет.
– Только не для меня, – вздохнула Ирина, – ты же
знаешь, что мой отец всегда был исключительно щедрым человеком. И я привыкла к
такому типу мужчин, только к такому. Жадины вызывают у меня отвращение. Жить
ради денег, по-моему, отвратительно. Извини, что это я тебе говорю. Ты у нас
тоже очень богатый человек. Только ты не такой, как мой датчанин. Живешь в
шикарных апартаментах, хорошо одеваешься, заказываешь ужин из ресторана отеля.
В общем в тебе тоже говорит твоя «грузиностость». Даже если у тебя не будет
денег, ты сделаешь все, чтобы пустить пыль в глаза. Такой шикарный кавказский мужчина.
– У меня есть деньги, – немного обиженно заметил
Чхеидзе, – и я никогда не был жадиной. Это даже обидно. Копить деньги,
чтобы их потратил кто-то другой? Очень глупо. Я тогда, в начале восьмидесятых,
фарцевал только для того, чтобы нормально одеваться и питаться. Стыдно было
ходить в обносках и все время занимать деньги у московских студентов. Гордый я
был, молодой и гордый. Таким и остался. Поэтому и купил себе замок под Цюрихом,
где я сейчас живу. И небольшой дом в Лос-Анджелесе. Я не Абрамович и у меня нет
даже миллиарда долларов. Но моих денег может хватить нам обоим. И если ты вдруг
решишь сделать ошибку в третий раз, то я готов совершить ее вместе с тобой.
Ирина улыбнулась, прикусила губу.
– Ты так и не женился? – спросила она.
– Нет, – ответил он, – так и не смог найти
женщину, похожую на тебя.
Теперь они улыбались оба. Они не могли даже предположить,
какие трагические последствия будет иметь их сегодняшняя встреча. Они не могли
об этом даже подумать.
День третий. Реальность
– Давайте по порядку, – предложил Дронго сидевшему
напротив Чхеидзе, – значит, вы встретились с Ириной два дня назад, впервые
за столько лет?
– Верно. Мы не виделись с восемьдесят четвертого. Двадцать
три года. Просто невероятный срок. Я думал, что такое бывает только в книгах.
Но видите, иногда в жизни случаются подобные невыдуманные истории. Она мне
очень нравилась. И я думаю, что тоже нравился ей. Мы познакомились у моего
друга. Ее отец тогда был известным ученным, вы, наверно, о нем слышали. Дмитрий
Алексеевич Дмитриев. Мировое светило. Потом он стал членом-корреспондентом
Академии наук. А у меня отец к этому времени умер. И я занимался фарцовкой, о
чем я вам уже говорил. Такой неравный союз. Нет, я не нуждался, но всегда
чувствовал себя рядом с ней человеком другой касты. Как в Индии, где есть
высшая каста жрецов и каста неприкасаемых. Отец и мать у нее были
интеллигентными людьми, они неплохо ко мне относились. Но я сам понимал
разницу. Хорошо понимал. Грузинский мальчик, приехавший в столицу и живущий в
общежитии с тремя другими ребятами. И она, ухоженная московская девочка –
живущая в огромной профессорской квартире. Мне было трудно решиться за ней
ухаживать. Первые несколько месяцев мы только встречались, как дети. Честное
слово. Сейчас в это даже трудно поверить. Брали мороженое, ходили в кино и даже
билеты покупали не в последний ряд. У нее уже тогда были некоторые проблемы со
зрением. И первый раз мы поцеловались только через пять месяцев после нашего
знакомства.
Дронго почувствовал, что его словно уколили. Ему было неприятно
это слышать. Он вспомнил молодую и красивую женщину в Мангалии. Как она тогда
ему сказала? Она рассталась с любимым и вышла замуж за нелюбимого. Значит,
первый мужчина, который ей так нравился, и был Давид Чхеидзе. Самое обидное,
что они действительно были похожи, только сам Дронго был немного мощнее, а у
Чхеидзе была еще тонкая ниточка уже начинающих седеть усов.
Возможно, тогда она увидела меня и вспомнила про своего
первого мужчину, огорченно подумал Дронго. Возможно, после двух лет неудачного
замужества, она хотела снова испытать забытое чувство любви. И поэтому так
охотно согласилась на эти встречи. Может, она видела во мне совсем другого
человека. И в постели представляла себе совсем другого. Думать об этом ему было
неприятно. Он нахмурился, не показывая своего раздражения.
– В общем я был ее первый мужчина, – продолжал терзать
его самолюбие Давид Чхеидзе, – у нас было все, как бывает у неопытных
молодых людей. Даже не получилось с первого раза. Сейчас об этом немного смешно
вспоминать, а тогда мне было ужасно стыдно. Но инициатором наших интимных
встреч была именно она. Я бы никогда не решился.
– Когда это было?
– В восемьдесят третьем. Вы помните, какое это было время? В
ноябре восемьдесят второго умер Брежнев и к власти пришел Юрий Андропов. Сразу
начались проверки в кинотеатрах и в парикмахерских. Студентов исключали из
институтов, если ловили в других местах во время занятий. Сотрудников
наказывали, партийным объявляли выговоры. А мы встречались с Ириной на даче у
ее отца. Ездили туда на автобусе. Почти год встречались. А потом я получил
распределение в Новосибирск. И она оставалась в Москве. Я пришел к ней
объясниться, уже думая о новой работе. Мне так хотелось проявить себя,
показать, на что я способен. Я ведь попал по распределению на предприятие,
которое занималось особыми оборонными заказами. С моим образованием я мог
далеко пойти, может, даже стать первым грузинским космонавтом. Или известным
конструктором. Я ведь хорошо учился. У меня было столько планов. И не
забывайте, что мне было только двадцать два года. Мысли о женитьбе мне даже не
приходили в голову. Поеду в Новосибирск, немного поработаю, получу квартиру,
накоплю денег и потом смогу жениться. Вот так примерно я думал. Сидеть на шее у
ее отца мне не хотелось.
