– И вы с ней расстались?
– Хуже. Мы с ней разорвали всякие отношения. Она пыталась
меня убедить, что мне нужно остаться в Москве. Сейчас понимаю, что она просто
не хотела, чтобы я уезжал. Но говорила это совсем иначе. Она тоже была очень
молодой и не умела скрывать своих эмоций. Слово за слово, и мы поспорили. Потом
разозлились. Потом поругались. И я ушел. Ушел, как выяснилось, на много лет.
Он помолчал, отвернувшись в сторону. Незаметно потер правый
бок, сморщился, очевидно, от боли. Затем сказал:
– В молодости мы бываем излишне эгоистичны. Я уехал в
Новосибирск, а она вскоре вышла замуж за это ничтожество. И через два года
развелась. Потом у нее появился еще какой-то друг. Когда я вернулся в Москву,
мне сказали только о ее замужестве, и я решил больше ей не звонить. А она к тому
времени уже собиралась разводиться. Вот так глупо я поступил. Потом все
изменилось. Я вернулся в восемьдесят восьмом в Москву, и это был уже отчасти
иной город. И я был немного другой. А потом события нарастали как снежный ком.
И в девяносто пятом я отсюда просто сбежал.
Чхеидзе вздохнул. Затем добавил:
– Тогда меня хотели убить. Или запугать. Но я не думаю, что
те проблемы могут возникнуть опять. У меня нет ни земли, ни зданий, из-за
которых меня хотели устранить. Ничего нет. Все мои деньги в банках и в
различных зарубежных компаниях. Даже убив меня, их невозможно получить. Но кто
и зачем должен меня убить, я не понимаю.
– Вы снова о предсказании.
– Я все время об этом думаю. Ведь цыганка нагадала и
Самойлову. Сказала, что он станет руководителем, нечто в этом роде. Он ведь
сразу заменил Касаткина. Только цыганка ему нагадала будущие неудачи. И я уже
сейчас знаю, что, если со мной что-нибудь случится, то весь проект их компании
полетит к чертовой матери. Получается, что одно было увязано с другим. Смерть
Касаткина отложила мою смерть на два дня. А после того как убьют меня, у
Самойлова ничего не получится. Это понятно и без предсказаний гадалки.
– И за эти два дня, после аварии, вы выстречались только с
Ириной?
– Нет, – ответил Давид Георгиевич, – конечно нет.
Иначе все было бы достаточно просто.
Он посмотрел в окно. Видно было, что попытка задать
следующий вопрос ему дается с трудом. Но он его все-таки задал.
– Она сказала, что вы познакомились с ней в Румынии еше
двадцать лет назад. Вместе отдыхали? Или вместе поехали?
Дронго понял, что его собеседник тоже ревнует. Ему было
важно знать, какие чувства испытывал к Ирине сам Дронго, которого она нашла
через столько лет.
– Разве она вам не сказала? – осторожно спросил он.
– Сказала, что знакома с вами достаточно давно. Но уже много
лет не разговаривала с вами. Нет, она мне ничего не сказала. Она должна была
что-то сказать?
– Конечно нет, – спокойно ответил Дронго, – мы
встретились в Румынии, когда она прилетела туда на один или два дня делать
какой-то специальный репортаж об отдыхающих. А я тогда работал в системе
Интуриста и помогал ей с репортажем. Мы расстались хорошими друзьями, а потом
на много лет потеряли друг друга из виду. Москва большой город. И я с трудом
вспомнил ее, когда она мне позвонила.
Он лгал. И делал это сознательно. Он понимал, какие чувства
испытывает к этой женщине Давид Чхеидзе, так и не нашедший своей любви в этой
жизни. И его постоянные спутницы в глянцевых журналах были лишь неудачной
попыткой отвлечься от единственной и настоящей любви, которая была в его жизни.
Поэтому спустя столько лет Дронго не хотел вспоминать действительные детали их
встречи. И не мог рассказывать о них своему собеседнику. За эти годы он стал
мудрее и опытнее.
– Она и сейчас хороший журналист, – согласился
Чхеидзе, – и очень красивая женщина. Я когда ее увидел, просто испугался.
Она стала гораздо интереснее. Как говорят французы: женщина – это вино и с
годами она делается все лучше и лучше. Это как раз пример Ирины. Тогда она была
неопытной девочкой, такой домашней и уютной. А сейчас настоящая аристократка.
Она тонко чувствует ситуацию, понимает людей, умеет слушать и слышать. В общем
она очень изменилась за эти годы и изменилась в лучшую сторону.
Дронго слушал, стараясь не выдавать своего волнения. Ведь их
последняя встреча в Мангалии тоже не была рядовой. Очевидно, она помнила об
этом всю свою жизнь и этот печальный опыт тоже закалил ее характер. А виноват
был во всем только он один. Но рассказывать об этом он не спешил.
Мангалия. Румыния. Прошлое
Утром она не пришла к завтраку. Возможно, решила отоспаться.
Дронго встретил ее соседку, которая ему даже улыбнулась. Вернее, изобразила
подобие улыбки.
– Говорит, что собрала очень неплохой материал, –
радостно сообщила соседка, – она их всех выведет на чистую воду. Приезжают
сюда отдыхать, а сами пьют водку, развратничают и безобразничают до утра. У нас
в Союзе уже приняли меры по борьбе с алкоголизмом. И здесь тоже нужно принимать
подобные меры.
– Обязательно, – заверил ее Дронго, – а почему она
не пришла?
– Устала и отдыхает, – сообщила соседка, – я
решила ей не мешать. Какая она молодец. Такая молодая и такая принципиальная.
– Вы правильно сделали, – согласился Дронго, –
пусть она пригвоздит их своим пером.
Ему было жаль эту несчастную женщину, так ничего и не
понявшую в этой жизни. После завтрака он случайно увидел в холле ресторана
большую группу из Одессы. Это были в основном учителя, среди которых было много
молодых женщин. Руководитель одесской группы занимал большую должность в
областном отделе народного образования. Что не мешало ему ежедневно устраивать
после завтрака «час политинформации», когда он вслух читал своим несчастным
подопечным газету «Правда». Нужно было видеть лица этих молодых женщин, которые
думали о солнечном пляже во время этой политинформации.
Дронго не выдержал. Он подошел к обалдую, который продолжал
вслух читать газету. Рядом сидел пожилой еврей, приехавший вместе с группой. Он
с грустью смотрел на Дронго, понимая, что этот руководитель не остановится,
пока не закончит читать свою статью.
– Подождите, – вмешался Дронго, – так нельзя.
– А вы кто такой? – строго спросил его руководитель
одесской группы.
– Я представляю здесь отделение Интуриста, – ответил
Дронго, видя, как оживились молодые женщины. Им было явно скучно слушать о
положении трудящихся в Англии и уборке урожая в Ставропольском крае.
– Что вам нужно, товарищ? Мы проводим час
политинформации, – строго сказал руководитель одесской группы. Он был одет
в мешковатый темный костюм и короткий галстук, не доходивший ему до пряжки ремня.
– Нужно, чтобы каждый проникся вашей информацией, – с
чувством предложил Дронго, – а одной газеты явно недостаточно. Лучше
разбить всю группу на пятерки и раздать каждой пятерке по своей газете. Я
попрошу в отделении Интуриста, чтобы вам выдавали по шесть или семь газет.
Будет еще лучше, если вы сами разобьете всех на пятерки и назначите
ответственных. Пусть передают газету из рук в руки. Это новый метод работы. Вы
ведь не можете гарантировать, что все вас хорошо слушают и понимают то, о чем
вы говорите. Может, некоторые только делают вид, что вас слушают, а на самом
деле думают совсем о другом...
