— Младшие помнят старших.
— Да, это так. Но если честно, то я помню вас не по школе. Вас показывали по телевизору, и кто-то сказал мне, что вы учились в Уппсале и дружили с Треской.
— Ммм. — Харри посмотрел на носки ботинок, чтобы подать сигнал, что ему не очень хочется углубляться в сферу личной жизни.
— Значит, вы стали следователем и расследуете убийства? Каким убийством вы заняты сейчас?
— Я, — Харри начал предложение так, чтобы по возможности придерживаться правды, — расследую убийство в среде наркоманов. Вы посмотрели на вещество, которое я послал?
— Да. — Нюбакк снова поднял телефонную трубку, набрал номер и стал ждать, яростно почесывая затылок. — Мартин, не зайдешь ко мне? Да, речь об этом образце.
Нюбакк повесил трубку, и на три секунды в кабинете воцарилась тишина. Нюбакк улыбался, но Харри знал, что мозг его лихорадочно работает в поисках темы для разговора во время ожидания. Харри ничего не говорил. Нюбакк покашлял.
— Вы ведь жили в том желтом доме с гравиевой дорожкой. Я вырос в красном доме на холме. Семья Нюбакк.
— Помню, конечно, — соврал Харри, лишний раз убедившись, как мало он помнит из своего детства.
— Дом все еще ваш?
Харри изменил положение ног. Он знал, что ему не удастся прекратить бой до прихода этого Мартина.
— Мой отец умер три года назад. Продажа немного затянулась, но…
— Призраки.
— Простите?
— Призраки должны покинуть дом до того, как он будет продан. Моя мама умерла в прошлом году, но дом все так и пустует. Женаты, дети?
Харри покачал головой. И перекинул мяч на другую половину стола:
— А вы, я вижу, женаты.
— Как?
— Кольцо. — Харри кивнул на руку собеседника. — У меня было точно такое же.
Нюбакк приподнял руку с кольцом и улыбнулся:
— Было? Разведены?
Харри выругался про себя. Почему людям так необходимо разговаривать? Разведен? Естественно, черт возьми, разведен. Разведен с той, которую любил. С теми, кого любил. Харри кашлянул.
— Ну да, конечно разведен, — сказал Нюбакк.
Харри повернулся. У дверей стоял сутулый человек в синем лабораторном халате и исподлобья смотрел на него. Длинная темная челка спадала на бледный, почти белый высокий лоб. Глаза посажены глубоко. Харри даже не слышал, как тот вошел.
— Это Мартин Пран, один из наших лучших исследователей, — представил его Нюбакк.
Человек больше всего был похож на звонаря из «Собора Парижской Богоматери».
— Итак, Мартин? — продолжил Нюбакк.
— То, что вы называете «скрипкой», не героин, а вещество, похожее на леворфанол.
Харри записал название.
— И это вещество…
— Опиоидная ядерная бомба, — вставил слово Нюбакк. — Сильнейший обезболивающий эффект. В шесть или восемь раз сильнее морфина. В три раза сильнее героина.
— Правда?
— Правда, — сказал Нюбакк. — И действие длится в два раза дольше, чем действие морфина. От восьми до четырнадцати часов. Если ты проглотишь три миллиграмма леворфанола, наступает состояние общего наркоза. Внутривенно достаточно половины этой дозы.
— Ммм. Опасная штука.
— Ну, не настолько опасная, как может показаться. Правильные дозы чистых опиоидов, таких как героин, не разрушают тело напрямую. Жизнь разрушает прежде всего зависимость.
— Да неужели? Героинисты этого города мрут, как мухи.
— Да, но прежде всего по двум причинам. Первая: они употребляют героин, смешанный с другими веществами, которые превращают его в настоящий яд. Если, к примеру, смешать героин и кокаин…
— Спибдол, — сказал Харри. — Джон Белуши.
— Да покоится он с миром. Вторая причина смертности от героина — это то, что он мешает дыханию. Если вколешь слишком большую дозу, то ты просто перестанешь дышать. А по мере того как растет твой порог восприятия наркотика, ты постоянно увеличиваешь дозу. Но вот что интересно в случае с леворфанолом: это вещество совершенно не мешает дыханию. Разве не так, Мартин?
Звонарь кивнул, не поднимая глаз.
— Ммм, — сказал Харри, глядя на Прана. — Сильнее героина, более длительный эффект, к тому же меньше шансов умереть от передозировки. Похоже на наркотик мечты?
— Зависимость, — пробормотал Звонарь. — И цена.
— Простите?
— Мы видим это по пациентам, — вздохнул Нюбакк. — Они впадают в зависимость на раз-два. — И он щелкнул пальцами. — Но для больных раком тема зависимости не важна. Мы используем разные медикаменты и наращиваем дозу согласно плану. Наша цель — профилактика боли, а не борьба с ней. А леворфанол дорого и производить, и импортировать. Может быть, именно поэтому мы не видим его на улицах.
— Это не леворфанол.
Харри и Нюбакк повернулись к Мартину Прану.
— Его модифицировали. — Пран поднял голову, и Харри показалось, что глаза его засверкали, как будто за ними только что зажглась свеча.
— Как? — спросил Нюбакк.
— Для того чтобы выяснить это, потребуется время, но на первый взгляд кажется, что молекулы хлора заменены молекулами фтора. И возможно, эта модификация не так уж и дорога в производстве.
— Боже, — недоверчиво произнес Нюбакк. — Мы говорим о Дрезере?
— Может быть, — сказал Пран с почти неуловимой улыбкой на губах.
— О небеса! — воскликнул Нюбакк, восторженно почесывая затылок обеими руками. — Значит, мы говорим о произведении гения. Или об огромном везении.
— Эй, ребята, я что-то не совсем понимаю, — сказал Харри.
— О, простите, — спохватился Нюбакк. — Хайнрих Дрезер изобрел аспирин в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. А потом стал работать над модификацией своего изобретения. Для этого много не надо: заменил молекулу здесь, молекулу там, и — опа! — она приклеивается к другим рецепторам человеческого тела. Через одиннадцать дней Дрезер открыл новое вещество. Оно продавалось как лекарство от кашля вплоть до тысяча девятьсот тринадцатого года.
— И это вещество…
— Название его походило на слово «героиня».
— Героин, — догадался Харри.
— Правильно.
— Что насчет оболочки? — спросил Харри у Прана.
— Она называется защитной оболочкой для дражирования, — с кислой миной произнес Звонарь. — А что насчет нее?
Лицо его было повернуто к Харри, а глаза смотрели в другую сторону, в стену. Как зверь, загнанный в угол, подумал Харри. Или как стадное животное, не желающее принимать вызов зверя, глядящего ему прямо в глаза. Или просто как человек с немного более острыми, чем у остальных, социальными проблемами. Но и еще кое-что привлекло внимание Харри, что-то в его позе: он весь казался каким-то перекошенным.
