Но сейчас окно гостиной было темным. Они переехали. Она переехала. А безопасных обзорных площадок поблизости от их нового дома не было. Трульс проверял. И судя по тому, как обстояли дела на данный момент, он вряд ли смог бы воспользоваться таким местом. Смог бы воспользоваться вообще чем-нибудь. Он был меченым.
Они хитростью заставили его пойти к Холе в «Леон» в районе полуночи, а потом напали.
Они попытались избавиться от него. Попытались сжечь сжигателя. Но почему? Потому что он слишком много знал? Но Трульс ведь был сжигателем, а сжигатели всегда знают слишком много, таково положение вещей. Он никак не мог понять. Черт! Какова бы ни была причина, ему надо просто позаботиться о том, чтобы остаться в живых.
Трульс так замерз и устал, что у него ломило кости, но он не решался поехать домой, пока не рассветет и он не сможет проверить, чист ли путь. Если только он войдет в двери собственной квартиры, его снаряжения хватит на то, чтобы выдержать осаду. Ему, конечно, следовало застрелить их обоих, когда была такая возможность, но если они снова придут, они, черт возьми, увидят, что Трульса Бернтсена не так-то легко прикончить.
Трульс поднялся. Дрожа от холода, стряхнул с одежды хвою и похлопал себя по плечам, чтобы согреться. Снова посмотрел на дом. Начинало светать. Он подумал о других Уллах. Как та, маленькая брюнетка из «Маяка». Мартина. Он вообще-то думал, что сумеет заполучить ее. Она работала среди опасных людей, а он был тем, кто способен ее защитить. Но она не обращала на него внимания, а у Трульса обычно не хватало храбрости подойти к ней и выслушать отказ. Ему больше нравилось ждать и надеяться, тянуть резину, изводить себя, замечать признаки поощрения там, где менее отчаявшиеся мужчины видели лишь обычное дружелюбие. В один прекрасный день он услышал, как Мартина с кем-то разговаривает, и понял, что она беременна. Хренова шлюха. Все они шлюхи. Как та девка, которую Густо Ханссен использовал в качестве разведчика. Шлюха, шлюха. Он ненавидел этих женщин. И мужчин, которые знали, как заставить этих женщин полюбить себя.
Он прыгал и обнимал себя руками, но знал, что ему уже никогда не согреться.
Харри поехал обратно в Квадратуру. Уселся в кафе «Посткафе». Оно открывалось раньше всех, на четыре часа раньше «Шрёдера», и ему пришлось выстоять целую очередь из жаждущих пива клиентов, прежде чем он купил себе подобие завтрака.
Первым делом он позвонил Ракели. Попросил ее проверить содержимое почтового ящика Олега.
— Да, — ответила она. — Здесь письмо тебе от Бельмана. Похоже на список адресов.
— Хорошо, — сказал Харри. — Перешли его Беате Лённ.
Он продиктовал ей электронный адрес.
Потом отправил текстовое сообщение Беате о том, что списки у нее в ящике, и доел завтрак. Он переместился в заведение «Стурторветс йестйивери» и как раз успел выпить еще одну чашку отлично приготовленного кофе, прежде чем позвонила Беата.
— Я сравнила списки, которые сама копировала у патрулей, со списком, который мне переслал ты. Что это за список?
— Это список, который Бельман получил и переслал мне. Я просто хочу знать, предоставили ли ему правильную информацию или же ее подправили.
— Вот как. Все адреса, собранные мной, есть в полученном тобой списке Бельмана.
— Ммм, — ответил Харри. — Ты ведь не получила список у одной патрульной машины?
— А о чем вообще идет речь, Харри?
— Речь идет о том, что я хочу заставить сжигателя помочь нам.
— Помочь нам в чем?
— Найти дом, в котором живет Дубай.
Пауза.
— Я подумаю, как можно добыть последний список, — сказала Беата.
— Спасибо. Созвонимся.
— Подожди.
— Да?
— А тебе не интересно узнать о результатах анализа ДНК из-под ногтя Густо?
Глава 35
Стояло лето, и я был королем Осло. Я получил полкило «скрипки» за Ирену и продал половину на улице. Это должно было стать стартовым капиталом для большого дела, для создания нового картеля, который сметет старикана с дороги. Но начало такого дела надо было отметить. Я потратил крошечную часть вырученных денег на то, чтобы купить костюм, подходящий к ботинкам, подаренным мне Исабеллой Скёйен. Я выглядел на миллион долларов, и никто и глазом не моргнул, когда я зашел в хренов отель «Гранд» и попросил у них люкс. Там мы и зависли. Мы были людьми, у которых праздник продолжается двадцать четыре часа в сутки. Кто были эти «мы», немного варьировалось, но стояло лето, Осло, девчонки, парни, все было как в старые времена, только с более тяжелыми наркотиками. Даже Олег расцвел и на какое-то время стал собой прежним. Оказалось, что у меня было больше друзей, чем я помнил, и наркота расходилась быстрее, чем я мог себе представить. Нас выставили из «Гранда», и мы поселились в «Кристиании». Потом в «Рэдиссоне» на площади Хольберга.
Конечно, это не могло длиться вечно, но что, черт возьми, может?
Раз или два при выходе из гостиницы я замечал черный лимузин на противоположной стороне улицы, но таких машин в городе несколько. В любом случае, она просто стояла.
А потом настал неминуемый день, когда деньги кончились, и мне пришлось продать еще немного наркотика. Я сделал нычку в чулане этажом ниже, на внутренней стороне легких потолочных плиток, позади пучка электрокабелей. Но либо я бредил под кайфом, либо кто-то видел, как я туда заходил. Потому что мой тайник обнесли. А запасного у меня не было.
К нам снова вернулась жажда. Только вот никаких «мы» больше не было. Настала пора выселяться из гостиницы. И идти на улицу добывать первую дневную дозу. Но когда я собрался расплатиться за номер, который мы занимали больше двух недель, мне, блин, не хватило пятнадцати тысяч.
И я сделал единственно разумный ход.
Убежал.
Пробежал через весь холл, выскочил на улицу, помчался через парк к морю. За мной никто не гнался.
Потом я потрусил на Квадратуру за покупкой. Ни одного игрока «Арсенала» не наблюдалось, только несколько их отчаявшихся клиентов с ввалившимися глазами бродили в округе в поисках продавца. Я поболтал с торговцем, который хотел продать мне мет. Он рассказал, что «скрипку» невозможно достать уже несколько дней, что произошло настоящее прекращение поставок. Но ходили слухи, что несколько смышленых торчков продают на Плате свои последние дозы «скрипки» по пять тысяч за штуку, а на эти деньги можно сделать недельный запас «лошади». У меня, блин, не было пяти тысяч, и я понял, что попал в беду.
Существовали три альтернативы. Продать, обмануть или украсть.
Сначала продать. Но что у меня оставалось, если я успел продать даже собственную сестру? Я вспомнил. «Одесса». Она была спрятана в репетиционном зале, а пакисы из Квадратуры наверняка выложат пять тысяч за пушку, стреляющую хреновыми очередями. И я побежал на север, мимо здания Оперы и Центрального вокзала. Но наверное, в зал кто-то залезал, потому что на дверях висел новый навесной замок, а гитарных усилителей не было, осталась только ударная установка. Я поискал «одессу», но они, блин, и ее забрали. Воры несчастные.
