Так, а что же с бланками перечислений?..
В центральном отделении Торгового банка быстро отыскали двадцать два последних бланка — всего их, если он верно посчитал, было семьдесят два, — и в тот же день Мартин Бек держал в руках заветные бумажки. Все бланки оформлены в разных отделениях, и каждый заполнен другой рукой — несомненно, рукой кассира. Конечно, этих людей можно разыскать и спросить, помнят ли они клиента. Колоссальный труд, который, скорее всего, ничего не даст.
Кто в состоянии вспомнить человека, который много месяцев назад перечислил на свой чековый счет семьсот пятьдесят крон?
Ответ: никто.
…И вот Мартин Бек сидит у себя дома и пьет чай из мемориальной кружки.
Н-да, будь таинственный вкладчик похож на фельдмаршала Хейга, его бы кто угодно запомнил.
Но кто похож на фельдмаршала Хейга? Никто. Ни в одном фильме, ни в одной театральной постановке, даже самой реалистичной, не удалось добиться удовлетворительного сходства.
Мартин Бек снова был не в своей тарелке. Опять душа не на месте, опять муторно, но теперь это отчасти объяснялось тем, что он никак не мог выкинуть из головы служебные дела.
Свярд.
Эта дурацкая запертая комната.
Таинственный вкладчик.
Вот именно, таинственный вкладчик. Кто он? Неужели все-таки сам Свярд?
Нет.
Трудно поверить, чтобы Свярд стал так мудрить.
И невозможно представить себе, чтобы обыкновенный складской рабочий сам додумался завести чековый счет в банке.
Нет, деньги перечислял кто-то другой. По-видимому, мужчина — очень уж сомнительно, чтобы в банк пришла женщина, назвалась Карлом Эдвином Свярдом и сказала, что хочет перечислить семьсот пятьдесят крон на свой чековый счет.
И вообще, с какой стати кто-то переводил Свярду деньги?
Этот вопрос пока что повисал в воздухе.
Кроме того, есть еще одна непонятная фигура.
Загадочный племянник.
Но невидимка номер один — человек, который то ли в апреле, то ли в начале мая ухитрился застрелить Свярда, хотя тот забаррикадировался в запертой изнутри комнате, как в крепости.
А может быть, эти трое неизвестных — на самом деле одно лицо? Вкладчик, племянник, убийца?
Да, есть над чем поломать голову.
Мартин Бек отодвинул кружку и поглядел на часы. Быстро время пролетело — уже половина десятого. Пойти куда-нибудь поздно.
Да и куда идти?
Мартин Бек поставил пластинку Баха и включил проигрыватель.
Потом лег в постель.
Он продолжал размышлять. Если отвлечься от всех пробелов и вопросительных знаков, из того, что уже известно, можно составить версию. Племянник, вкладчик и убийца — один человек. Свярд был мелким шантажистом и шесть лет принуждал этого человека платить ему семьсот пятьдесят крон в месяц, однако из-за болезненной скупости ничего не тратил. Его жертва продолжала платить год за годом, пока не лопнуло терпение.
Представить себе Свярда в роли шантажиста не так уж трудно. Но у шантажиста должны быть какие-то козыри против того, у кого он вымогает деньги.
В квартире Свярда ничего такого не нашли.
Конечно, он мог завести для своих секретов абонентский ящик в банке. Если так, полиция об этом скоро узнает.
Суть в том, что шантажист должен располагать какой-то информацией.
Где мог складской рабочий добыть такую информацию?
Там, где он работал.
Или там, где жил.
Насколько известно, Свярд в общем-то больше нигде и не бывал.
Только дома и на работе.
Но в июне 1966 года Свярд оставил работу. За два месяца до этого на его чековый счет поступил первый взнос.
Стало быть, началось все больше шести лет назад. А чем занимался Свярд после этого?
Когда Мартин Бек проснулся, пластинка все еще крутилась. Может быть, ему что-то и приснилось, но память ничего не сохранила.
Среда, новый рабочий день, и совершенно ясно, с чего он должен начаться.
С прогулки.
Нет, не до метро. В кабинет на аллее Вестберга Мартина Бека не тянуло, и сегодня у него были вполне уважительные причины не являться туда.
Вместо этого он решил побродить по набережным. Сперва — по Шеппсбрун, потом, перейдя мост у Слюссена, свернуть на восток вдоль Стадсгорден.
Он всегда очень любил эту часть Стокгольма. Особенно в детстве, когда у причалов стояли пароходы с товарами из дальних стран. Теперь редко увидишь настоящие океанские корабли, их заменили паромы для любителей выпивки с Аландских островов. Хороша замена… И вымирает старая гвардия докеров и моряков, без которых гавань совсем не та.
Сегодня настроение Мартина Бека заметно отличалось от вчерашнего. Он получал удовольствие от прогулки, шагал быстро, целеустремленно, думая о своем.
Эти упорные слухи о предстоящем повышении… Вот уж некстати. До прискорбной оплошности, допущенной им пятнадцать месяцев назад, Мартин Бек пуще всего на свете боялся такой должности, которая прикует его к письменное столу. Он всегда предпочитал работать, как говорится, на объекте, дорожил возможностью приходить и уходить, когда заблагорассудится.
Мысль о большом кабинете — длинный стол, две картины на стенах (подлинники), вращающееся кресло, мягкие кресла для посетителей, фабричный ковер с длинным ворсом, личный секретарь — эта мысль сегодня страшила его куда больше, чем неделю назад. Не потому, что он наконец поверил слухам, а потому, что он вдруг перестал безразлично относиться к последствиям такого варианта. В конце концов, может быть, не все равно, как сложится его жизнь в дальнейшем…
Полчаса быстрого хода — и вот он у цели.
Старый пакгауз был явно обречен на снос, он не годился для контейнерных перевозок и вообще не отвечал современным требованиям.
Ничего похожего на кипучую деятельность… Закуток для заведующего складом — пуст, стекла, через которые сей начальник некогда наблюдал за работой, — пыльные. Одно и вовсе разбито. Календарь на стене — двухлетней давности.
Рядом с горкой штучного груза стоял электропогрузчик, а позади него Мартин Бек увидел двух работяг, один был в оранжевом комбинезоне, другой в сером халате.
Первый — совсем молодой, другому можно было на вид дать все семьдесят. И скорее всего, ошибиться. Они сидели на пластиковых канистрах, между ними стоял опрокинутый ящик. Младший покуривал, читая вчерашнюю вечернюю газету, старший ничем не занимался.
Рабочие безучастно посмотрели на Мартина Бека; правда, младший выплюнул окурок и растер его каблуком.
— Курить в пакгаузе, — покачал головой старший. — Да знаешь, что тебе за это было бы..
