— Все-то вам известно, — протянул Мауритсон. — Скажите, а вы не могли бы забрать дело об ограблении у тех психов?
— Боюсь, из этого ничего не выйдет, — ответил Мартин Бек. — Но ведь вы не покорились безропотно? И пробовали припугнуть его?
— А вы откуда знаете? Примерно с год назад я начал задумываться, сколько же всего я выплатил этому подонку. И зимой переговорил с ним.
— Как это было?
— Подстерег на улице и сказал ему — дескать, хватит, отваливай. А тот, жила, мне в ответ — берегись, говорит, сам знаешь, что произойдет, если деньги перестанут поступать вовремя.
— А что могло произойти?
— А то, что он побежал бы в полицию. Конечно, дело с ящиком давно кануло в прошлое, но полиция обязательно копнула бы в настоящем, а я не только законными делами занимался. Да и поди растолкуй убедительно, почему столько лет платил ему без отказа.
— Но в то же время Свярд вас успокоил. Сказал, что ему недолго осталось жить.
Мауритсон опешил.
— Он что, сам вам рассказал об этом? — спросил он наконец. — Или это тоже где-нибудь записано?
— Нет.
— Может, вы из этих — телепатов?
Мартин Бек покачал головой.
— Откуда же вам все так точно известно? Да, он заявил, что у него в брюхе рак, протянет от силы полгода. Мне кажется, он струхнул немного. Ну, я и подумал — шесть лет содержал его, как-нибудь выдержу еще полгода.
— Когда вы в последний раз с ним разговаривали?
— В феврале. Он скулил, плакался мне, словно родственнику какому-нибудь. Дескать, в больницу ложится. Он ее фабрикой смерти назвал. Его в онкологическую клинику взяли. Смотрю, вроде бы и впрямь старичку конец. «И слава Богу», — подумал я.
— А потом все-таки позвонили в клинику и проверили?
— Верно, позвонил. А его там не оказалось. Мне ответили, что он помещен в одно из отделений больницы Сёдер. Тут я почуял, что дело пахнет керосином.
— Ясно. После чего позвонили тамошнему врачу и назвались племянником Свярда.
— Послушайте, а зачем я вам рассказываю, если вы все наперед знаете?
— Да нет, не все.
— Например?
— Например, под какой фамилией вы звонили.
— Свярд — под какой же еще. Раз я племянник этого прохвоста, значит, само собой, Свярд. А вы не сообразили?
Мауритсон даже повеселел.
— Нет, не сообразил. Вот видите.
Что-то вроде мостика протянулось между ними.
— Врач, с которым я говорил, сказал, что старичина здоров как бык, запросто протянет еще лет двадцать. Я подумал…
Он примолк. Мартин Бек быстро посчитал в уме.
— Подумали, что это означает еще сто восемьдесят тысяч.
— Сдаюсь, сдаюсь. Куда мне с вами тягаться. В тот же день я перечислил мартовский взнос, чтобы уведомление уже ждало этого идола, когда он вернется домой. А сам… вам, конечно, известно, что я решил?
— Что это последний раз.
— Вот именно. Я узнал, что его выписывают в субботу. И как только он выполз в лавку за своей проклятой кошачьей едой, я его хвать за шкирку и говорю: все, больше денег не будет. А он какой был наглец, такой и остался: дескать, я знаю, что произойдет, если к двадцатому следующего месяца он не получит уведомление из банка. Но все же он перетрусил, потому что после этого, угадайте — что?
— Он переехал.
— Все-то вам известно. И что я тогда сделал?
— Знаю.
В кабинете воцарилась тишина. «А магнитофон и впрямь работает бесшумно», — подумал Мартин Бек. Он сам проверил аппарат перед допросом и зарядил новую ленту. Теперь важно выбрать верную тактику.
— Знаю, — повторил он. — Так что в основном наш разговор можно считать оконченным.
Его слова явно не обрадовали Мауритсона.
— Постойте — вы вправду знаете?
— Вправду.
— А вот я не знаю толком. Не знаю даже, черт бы меня побрал, жив старикашка или помер. Дальше пошли сплошные чудеса.
— Чудеса?
— Ну да, с тех самых пор у меня все… как бы это сказать, шиворот-навыворот идет. И через две недели мне припаяют пожизненное заключение за дело, которое не иначе как сам нечистый подстроил. Ни на что не похоже… Ну, так что я тогда сделал?
— Сначала разузнали, где поселился Свярд.
— Это было несложно. Ну вот, потом я несколько дней следил за ним, примечал, в какое время он выходит из дома, когда возвращается… Он мало выходил. И штора на его окне всегда была опущена, даже вечером, когда он проветривал, я это живо усек.
Мартин Бек отметил про себя пристрастие Мауритсона к жаргонным словечкам. Он и сам иногда ловил себя на таких выражениях, хоть и старался следить за своей речью.
— Вы задумали хорошенько припугнуть Свярда, — сказал он. — В крайнем случае — убить.
— Ну да. А чего… Только не так-то легко было до него добраться. Но я все равно придумал способ. Совсем простой. Разумеется, вам известно — какой.
— Вы решили подстрелить Свярда у окна, когда он будет его открывать или закрывать.
— Вот-вот. А иначе как его подловишь? И местечко я высмотрел подходящее. Сами знаете где.
Мартин Бек кивнул.
— Еще бы, — сказал Мауритсон. — Там только одно место и подходит, если в дом не входить. На склоне парка через улицу. Свярд каждый вечер открывал окно в девять часов, а в десять закрывал. Вот я и отправился туда, чтобы угостить старичка пулей.
— Когда это было?
— В понедельник, семнадцатого, так сказать, вместо очередного взноса… В десять вечера. А дальше как раз и начинаются чудеса. Не верите? А я докажу, черт дери. Только сперва один вопрос к вам. Какое оружие у меня было, знаете?
— Знаю. Автоматический пистолет сорок пятого калибра, марка «лама девять А».
Мауритсон обхватил голову руками.
— Ясное дело, вы заодно с ними. Иначе не объяснить, откуда вам известно то, чего никак невозможно знать. Чертовщина, да и только.
— Чтобы выстрел не привлек внимания, вы применили глушитель.
Мауритсон озадаченно кивнул.
— Наверно, сами же его и сделали. Какой попроще, на один раз.
— Да-да, точно, — подтвердил Мауритсон. — Точно, все точно, только ради Бога объясните, что случилось потом.
— Рассказывайте начало, — ответил Мартин Бек, — а я объясню конец.
— Ну вот, пошел я туда. Нет, не пошел, а поехал на машине, но это один черт. Было уже темно. Ни души поблизости. Свет в комнате не горел. Окно было открыто. Штора опущена. Я влез на склон. Постоял несколько минут, потом поглядел на часы. Без двух минут десять. Все идет, как было задумано. Чертов старикан отодвигает штору, чтобы закрыть окно, как заведено. Но только я к тому времени еще до конца не решился. Вы, конечно, знаете, о чем я говорю.
