Мартин Бек хотел что-то сказать и открыл рот, но тут же закрыл его, потому что свидетель молниеносно исчез в соседней комнате.
— Не поймаешь меня! Не поймаешь меня! — радостно визжал малыш.
Сестра раздраженно посмотрела ему вслед и сказала:
— Он такой глупый, что его невозможно выдержать.
— Что, по-твоему, он имел в виду под этим цок-цок? — спросил ее отец.
— Не знаю. Наверное, какая-то вещь, но что именно, я не знаю.
— Похоже на то, что когда он был с Анникой, они с кем-то разговаривали, — сказал отец.
Но когда, подумал Мартин Бек. В пятницу или четырнадцать дней назад?
— Бр-р, это ужасно, — сказала мама. — Ведь это, наверное, был тот… который это сделал.
Она вздрогнула, и муж успокаивающе погладил ее по спине. Он озабоченно посмотрел на Мартина Бека и сказал:
— Он ведь еще очень маленький. У него такой маленький запас слов. Я не могу себе представить, чтобы он сумел как-то описать этого человека или что-нибудь сказать о нем.
Мать покачала головой
— Нет, он не сумеет, — сказала она. — Если, конечно, в этом мужчине не было чего-нибудь необычного. Если бы на нем была какая-нибудь униформа, то Буссе сказал бы, что это был солдатик. В противном случае, не знаю… понимаете, детей никогда ничто не выводит из себя. Если бы Буссе увидел, например, человека с зелеными волосами, розовыми глазами и тремя ногами, ему бы наверняка это не показалось странным.
Мартин Бек кивнул.
— Возможно, он был в униформе, — сказал он. — Или, возможно, Буссе вспомнит еще что-нибудь. Наверное, будет лучше, если вы сами поговорите с ним.
Фру Оскарсон встала и пожала плечами.
— Ну ладно, — сказала она. — Я попытаюсь.
Дверь она оставила полуоткрытой, чтобы Мартин Бек слышал, как она разговаривает с малышом. Она вернулась через двадцать минут. Ей не удалось узнать от него ничего такого, чем можно было бы дополнить то, что он уже сказал.
— А нам можно будет уехать? — озабоченно спросила она. — Я хочу сказать, Буссе не должен будет… Она осеклась и потом добавила:
— И Лена…
— Нет, нет. Естественно, вы можете со спокойной совестью уезжать, — сказал Мартин Бек и встал.
Он подал руку ей и мужу, поблагодарил их, но когда хотел уйти, примчался Буссе и обнял его за колени.
— Не уходи. Останься. Поговоли с папой. Поговоли с Буссе.
Он попытался стряхнуть с себя малыша, но Буссе держался крепко, а Мартину Беку не хотелось, чтобы малыш начал реветь. Он полез в карман и вытащил оттуда монетку в пятьдесят эре. Вопросительно посмотрел на маму. Она кивнула.
— Держи, Буссе, — сказал он и протянул малышу монетку.
Буссе мгновенно отпустил его, взял монетку и сказал:
— Буссе купит молозеное. Буссе будет богатым и купит молозеное.
Он побежал в прихожую и взял в руку плащик, который висел на крючке, низко прикрепленном к двери. Начал рыться в карманах.
— У Буссе много денег, — заявил он и предъявил грязный пятачок.
Мартин Бек открыл дверь в коридор, повернулся и протянул Буссе руку.
Малыш стоял, держа в руке плащик, и когда он вытащил руку из кармана, на пол упал маленький белый листок бумаги. Мартин Бек нагнулся, чтобы подать его малышу, и тот воскликнул:
— Цок-цок! Цок-цок от дяди!
Мартин Бек посмотрел на предмет, который держал руке.
Это был самый обыкновенный билет в метро.
XVIII
Утром, в пятницу шестнадцатого июня 1967 года, уже кое-что что произошло.
Полиция опубликовала описание, которое имело тот недостаток, что подходило к каким-нибудь десяти тысячам более или менее добропорядочных граждан. А может, и к еще большему количеству.
В руководстве полиции кое-кто по-прежнему упрямо настаивал на том, что у Лундгрена нет никакого алиби относительно убийства в Ванадислундене, и подвергал сомнению надежность его свидетельских показаний. Это привело к тому, что Гюнвальд Ларссон поставил одну женщину в весьма неприятное положение, а другая женщина поставила Колльберга в еще более неприятное положение.
Гюнвальд Ларссон набрал телефонный номер в районе Ваза. После чего состоялся следующий разговор.
— Янсон слушает.
— Добрый день. Криминальная полиция, у телефона старший криминальный ассистент Ларссон.
— Слушаю вас.
— Могу я поговорить с вашей дочерью Майкен Янсон?
— Да, пожалуйста. Секундочку. Мы как раз завтракаем. Майкен!
— Алло, Майкен Янсон слушает.
Голос был звонкий и воспитанный.
— Полиция, у телефона старший криминальный ассистент Ларссон.
— Да?
— Вы сообщили, что вечером девятого июня были в парке Ванадислунден, куда ходили немножко подышать свежим воздухом.
— Да.
— Что было на вас надето, когда вы ходили подышать?
— Что было… секундочку, да, на мне было черно-белое короткое платье.
— А еще что?
— Босоножки.
— Ага. А еще что?
— Ничего. Подожди, папа, он всего лишь спрашивает, что было…
— Ничего? Больше ничего на вас не было?
— Н-нет.
— Я имею в виду, у вас случайно не было чего-нибудь под платьем?
— Ну да, естественно. На мне, естественно, было нижнее белье.
— Ага. А какое нижнее белье?
— Какое нижнее белье?
— Да, именно об этом я вас и спрашиваю.
— Ну-у… на мне было, естественно, то, что… то, что обычно носят. Но папа, ведь это полиция!
— А что именно вы обычно носите?
— Ну, естественно, бюстгальтер, и… ну, как вы думаете?
— Я ни о чем не думаю. У меня нет никакого априорного мнения, я всего лишь спрашиваю.
— Ну, в таком случае, естественно, трусы.
— Ага. А какие трусы?
— Какие? Послушайте, я не понимаю, что вы имеете в виду. Самые обыкновенные трусы.
— Маленькие трусики, похожие на плавки?
— Да, но простите, я…
— А как выглядели эти трусики? Они были красные, черные, синие или, возможно, телесного цвета?
— Они были…
— Да?
— Это были белые сетчатые трусики. Да, папа, я сейчас его спрошу. Простите, вы не могли бы сказать, зачем расспрашиваете меня о таких вещах?
— Я проверяю свидетельские показания.
