Он стал посреди лестницы, одной рукой опираясь о стену, а другой — на перила, чтобы загородить дорогу.
— Я из полиции, — шепнул Ларссон.
Как раз в эту минуту открылась дверь, и Бруберг, или кто бы он ни был, вышел, держа в руках пресловутый чемодан.
— Ах, из полиции, — громким хриплым голосом сказал парень. — А ты покажи документы, прежде чем…
Человек с чемоданом не стал ждать лифта и доли секунды. Он стремглав помчался вниз по лестнице.
Гюнвальд Ларссон оказался в трудном положении. Времени для объяснений не было. Ударь он парня в синем костюме, тот скатится по лестнице и свернет себе шею. Чуть поколебавшись, он решил оттолкнуть его в сторону. Однако привратник был упрям и уцепился за пиджак Ларссона. Тот попытался вырваться, пиджак затрещал и разорвался. Раздраженный, Ларссон повернулся и ударил парня по рукам. Привратник взвыл и выпустил его, но Бруберг был уже далеко внизу. Гюнвальд Ларссон побежал по лестнице, слыша за своей спиной злобные проклятия и тяжелые неуверенные шаги.
А в вестибюле разыгралась совершенно нелепая сцена. Цакриссон, конечно, вошел в подъезд и стоял у входной двери, широко расставив ноги. Он расстегнул куртку и вытащил пистолет.
— Стой! — заорал он. — Полиция!
Бруберг резко остановился, не выпуская чемодана, который держал в правой руке. Левой рукой он вынул из кармана пальто что-то вроде пистолета и выстрелил вверх. Не услышав рикошета, Гюнвальд Ларссон был почти уверен, что это скорее всего стартовый пистолет, а может быть, игрушечный или учебный.
Цакриссон упал ничком на мраморный пол и выстрелил, но промазал. Ларссон крепко прижался к стене. Бруберг бросился в сторону от двери вестибюля, около которой находился полицейский. Очевидно, в доме был черный ход. Цакриссон выстрелил снова и снова промахнулся. Человек с чемоданом был всего в трех метрах от Гюнвальда Ларссона.
Цакриссон выстрелил три раза подряд и промазал. «Чему, черт возьми, их только учат в школе полицейских?» — в отчаянии думал Ларссон. Пули свистели, отскакивая от каменных стен. Одна из них попала в каблук ботинка Ларссона и навсегда испортила первоклассную итальянскую работу.
— Прекратить огонь, — зарычал он.
Цакриссон нажал на курок еще раз, но пистолет дал осечку. Очевидно, он забыл вставить обойму.
Гюнвальд Ларссон сделал три быстрых шага вперед и изо всех сил ударил Хампуса Бруберга в челюсть. Что-то хрустнуло под кулаком, и Бруберг сел, вытянув ноги.
По ступенькам спускался привратник, ругаясь и тяжело пыхтя.
— Что тут такое? — ошарашено прохрипел он.
Над вестибюлем висел голубой туман. Резко пахло порохом.
Цакриссон поднялся со смущенным видом.
— Куда ты целился? — злорадно спросил Гюнвальд Ларссон.
— В ноги.
— В мои?
Гюнвальд Ларссон поднял оружие, выпавшее из руки Бруберга. Это действительно был стартовый пистолет.
На улице возле дома собралась шумная толпа.
— Вы с ума сошли, — сказал привратник. — Это же директор Бруберг.
— Заткни глотку, — сказал Ларссон и заставил сидящего человека подняться на ноги.
— Возьми чемодан, — сказал он Цакриссону. — Если сумеешь. Крепко держа Бруберга за правую руку, он вывел его из подъезда. Левую руку Бруберг держал у подбородка. Между пальцами сочилась кровь. Не оглядываясь, Ларссон прокладывал дорогу к своей машине среди шумящей толпы. Цакриссон с чемоданом тащился сзади.
Гюнвальд Ларссон толкнул Бруберга на заднее сиденье и сел рядом.
— Доберешься до полицейского управления? — спросил он Цакриссона.
Тот кивнул с пришибленным видом и уселся за руль.
— Что тут происходит? — спросил почтенного вида господин в сером костюме и в берете.
— Кино снимаем, — ответил Гюнвальд Ларссон и захлопнул дверцу.
XVII
Хампус Бруберг не произнес до сих пор ни слова и потому, что не хотел, и потому, что не мог. У него было выбито два зуба и сломана нижняя челюсть.
В половине десятого вечера Ларссон и Колльберг все еще стояли, наклонившись над ним, и задавали бессмысленные вопросы:
— Кто застрелил Виктора Пальмгрена?
— Почему вы пытались бежать?
— Вы наняли убийцу?
— Расскажите, что вы знаете.
— Кто стрелял?
— Почему вы не отвечаете?
— Ваша игра проиграна, так что говорите.
Время от времени Бруберг качал головой, а когда речь заходила об убийстве Пальмгрена, его искривленное лицо искажалось еще более и на нем появлялось что-то, долженствующее изображать сардоническую усмешку.
В начале допроса они из чистой формальности спросили его, не хочет ли он позвонить своему адвокату, но и тогда арестованный только покачал головой.
— Вы хотели убрать Пальмгрена, чтобы сбежать с деньгами, да?
— Где находится человек, стрелявший в Пальмгрена?
— Кто еще участвовал в заговоре?
— Отвечайте же, черт вас дери!
— Если вы скажете, кто совершил убийство, возможно, это облегчит вашу участь.
— С вашей стороны было бы умнее помочь нам.
Колльберг иногда пытался задавать более нейтральные вопросы.
— Когда вы родились? Где?
А Гюнвальд Ларссон по давней привычке действовал по принципу, что нужно начинать сначала.
— Начнем сначала. Когда вы решили убрать Виктора Пальмгрена с дороги?
Гримаса. Покачивание головой.
Колльбергу казалось, что губы Бруберга складываются в слово «идиот». На мгновение он подумал, что это недалеко от истины.
— Если вы не хотите говорить, пишите.
— Вот ручка.
— Нас интересует только убийство. Остальным занимаются другие.
— Понимаете ли вы, что вас подозревают в заговоре?
— В участии в преднамеренном убийстве?
— Признаётесь вы или нет?
— Было бы лучше для всех, если бы вы признались теперь. Немедленно.
— Начнем сначала: когда вы решили убить Пальмгрена?
— Говорите же!
— Вы знаете, у нас достаточно доказательств для вашего ареста. Вы уже задержаны.
В этом можно было не сомневаться. В чемодане лежали акции и другие ценные бумаги на сумму около полумиллиона крон, насколько можно было оценить на первый взгляд. Делом обоих было расследовать убийства, а не экономические преступления, но все же они кое-что знали о контрабанде валюты и акций.
Во внутреннем кармане пиджака Бруберга они нашли билет до Женевы через Копенгаген и Франкфурт. Билет на имя мистера Роджера Франка, инженера.
