— Сэр Эйбел не желает отвечать нам, ваша милость, — сказала Идн. — Вы должны спросить его, кто убил нашего супруга. Мы знаем, что он знает.
Мардер нахмурился:
— Вы знаете, сэр Эйбел? Да или нет?
— Да, ваша светлость.
Он молчал, покуда Идн не промолвила:
— Вы не спросите его?
— Пожалуй, нет. Если он отказывается говорить, значит, у него есть на то веские причины. Взамен я задам другой вопрос. Сэр Эйбел, при всем своем уважении к вам, я спрашиваю вас как ваш сеньор. Ответьте мне как истинный рыцарь. Почему вы храните молчание на сей счет?
— Потому что мое признание не принесет ничего хорошего. Только печаль и горе.
После продолжительной паузы Мардер сказал:
— Мы могли бы наказать его, верно? Или ее. Виновную сторону.
— Нет, ваша светлость.
— Не могли бы?
Я помотал головой:
— Нет, ваша светлость. Не могли бы.
Так тихо, что, казалось, слова предназначены только для моего слуха, Мани проговорил:
— Разве это было сделано не во имя любви?
Я кивнул.
Идн издала еле слышный горловой звук, но не заговорила, и Свон нарушил молчание:
— Мне не терпится задать вам один вопрос. Надеюсь, вы ответите. Я задавал вам слишком мало вопросов в бытность свою вашим оруженосцем, и надеюсь, вы меня простите. И с сэром Равдом я не разговаривал, как следовало бы. Я ненавидел его за то, что он пытался учить меня уму-разуму, и я никогда не прощу себе этого. Мне бы не хотелось при мысли о вас испытывать такое же глубокое сожаление о своей глупости, какое я испытываю при мысли о сэре Равде. Я сказал вам, что из Тауга слова не вытянешь. Еще до того, как туман рассеялся.
Я напомнил Свону, что совсем недавно он повторил то же самое.
— Вероятно. Вы точно так же снова и снова говорите нам об эльфийской королеве. Это правда — так почему бы мне не повторить еще раз? Только… только это не совсем правда. Тауг сказал, что когда сэр Гарваон умер, вы увидели нечто такое, чего все остальные не видели. Он думал, что, возможно, я тоже видел, поскольку я тоже рыцарь. Он сказал… сказал…
Мардер пришел к нему на выручку:
— Кстати, я вспомнил: отец ее величества выражал настойчивое желание поговорить с вами. Дело касается молодого Вистана, доспехов и оружия сэра Гарваона и всего такого прочего.
Я сказал, что готов явиться к нему сейчас же, коли он еще бодрствует, или же завтра утром. Воддет кашлянул:
— Я тоже рыцарь. Именем Леди и всех оверкинов Ская я клянусь, что хотел бы быть там с вами.
— Тогда сэр Гарваон остался бы в живых, мы уверены, — промолвила Идн.
— Разве вы не хотите спросить меня, почему я не стал сражаться с Сетром? Все вы? Ну так давайте, спрашивайте, — сказал я.
— В таком случае я спрошу, — сказала Хела. — Дело ведь не в страхе, правда?
— Он был вам другом, вы говорили, — пробормотал Свон.
— Да, совершенно верно. Но у меня имелась и другая причина. Просто я знал, что Сетр должен умереть. — С целью переменить тему я добавил: — Когда умирают герои, они возносятся в Скай, дабы служить Вальфатеру. Во всяком случае, иногда. Именно это я увидел, сэр Свон, и Тауг заметил, что я увидел нечто такое, чего сам он и вы не видели. Я увидел, как щитоносица Вальфатера спускается с небес, а сэр Гарваон встает с земли и взмывает ввысь вместе с ней. Мы, человеческие существа, — мы, рыцари, носим мы такое звание или нет, — порой поднимаемся в Скай. Представьте, что один из нас, самый лучший, предпринял попытку завладеть престолом Ская.
Они не поняли меня, и я оставил разговоры о Скае и о престоле Ская.
— Сетр должен был умереть. И вместе с ним должен был умереть мой друг Гарсег, поскольку Сетр и являлся Гарсегом. Сетр боялся меня. Он мог бы вступить в схватку со мной здесь в любой момент, но именно он, вместе с королевой Дизири, сделал меня таким, какой я есть, и потому знал, что я могу убить его.
— Вы говорите об эльфийской королеве, посвятившей вас в рыцари? — спросила Идн. — О чем вы говорите, сэр Эйбел?
Я рассмеялся и сказал, что сам толком не знаю. Тень воспоминания, стертого из моей памяти, снова возвратилась смущать мой ум.
— Это беспокоит его, — заметила Хела.
А Идн спросила:
— Кто она, эта королева?
— Она королева моховых эльфов, ваше величество, и она воспитала меня и посвятила в рыцари. Она сделала это для благой цели, хотя я не знаю, для какой именно. Гарсег, который являлся Сетром, тоже воспитывал и развивал меня и, вероятно, тоже считал свою цель благой. Мне предстояло сразиться с Кулили, что я и сделал незадолго до смерти Гарсега.
Хела и Воддет хотели расспросить о Дизири подробнее, но я прервал их:
— Создав меня почти в той же мере, в какой Кулили создала эльфов, Гарсег знал, что погибнет от моей руки, коли мы с ним схватимся. А потому он никогда не стал бы сражаться со мной. Он бы обратился в бегство, и думаю, даже Облако не сумела бы настичь его на пути в Муспель. Гренгарм пытался скрыться в Эльфрисе, когда мы с Таугом гнались за ним, но для погони за Сетром у меня не было грифона. Поэтому я сказал, что не стану биться с ним и выставил против него сэра Гарваона и сэра Свона, надеясь, что они с ним справятся.
— Мы не справились, — сказал Свон.
Я встал.
— Мне следовало бы вовремя вступить в схватку, чтобы спасти сэра Гарваона. Я думал, вы вот-вот подниметесь с земли. А в следующий миг он оказался в пасти дракона — дракона, с которым я не хотел сражаться. Я заранее признаю справедливость всех обвинений, которые вы мне предъявите. Я искуплю свою вину, когда мне представится такая возможность. — Я обратился к Идн: — Вы позволите мне удалиться, ваше величество?
— Вы не услышите от нас никаких обвинений, сэр Эйбел.
Я поклонился:
— Можно мне идти?
Покинув шатер, я долго бродил в одиночестве, думая о смерти, которую мог предотвратить, и начисто забыв, что мне нужно увидеться с Билом. Наконец я подошел к кострам дочерей Ангр, полагая, что эти женщины не уступают своим мужьям в порочности и жестокости. Я намеренно разозлю их, они все набросятся на меня, и я не стану обнажать Этерне. Но великанши, превосходящие размерами даже своих мужчин, принялись поддразнивать меня, как делают девочки и женщины повсюду. Они слышали, как я кричал имя Дизири во время боя, и теперь хотели знать, целовал ли я ее и тысячу других вещей. Я поел вместе с ними и выпил крепкого пива, которое они приправляли ивовой корой.
Вскоре ко мне присоединился Мардер и завел речь о войнах, которые велись до моего рождения, и о рыцарях, служивших его отцу. Наконец он сказал:
— Они хотели допросить вас по делу, нам с вами известному и понятному. Я бы хотел прояснить другой вопрос, хотя он имеет отношение к первому. Я не прошу вас поклясться отвечать честно. Вы не станете лгать мне.
