— Прошу вас, Тауг! Я… поклоняюсь вам. Пусть меня убьют, но я буду поклоняться вам. Я принесу жертву на ваш алтарь, сожгу дары… животных, рыбу, хлеб. — Баки задыхалась, выше пояса ее били судороги.
— Кем ты клянешься? — по возможности требовательнее спросил я.
— Им! Великим Таугом!
— Не Сетром?
— Я отрекаюсь от него. — Голос Баки упал до шепота. — Я снова отрекаюсь от него. О, попытайтесь, Тауг! Попытайтесь! Я построю храм в вашу честь. Я сделаю все, что угодно!
— Я пытаюсь. — Тауг снова закрыл глаза.
Я склонился над Баки:
— Отрекись от него по двум его именам, сейчас и навеки. Поверь, он не может исцелить тебя.
— Я отрекаюсь от Сетра по имени Гарсег! Я отрекаюсь от Гарсега по имени Сетр! Навсегда, навсегда, навеки!
— Кто твоя мать?
— Кулили!
Я положил руку на плечо Таугу:
— Она в твоем сознании, поверь мне. Она мысль, видение. У тебя есть нож?
Он помотал головой:
— Только меч.
— У меня есть. — Я вытащил маленький нож, которым когда-то выстругал лук, и отдал Таугу вместе с чашей. — Сделай надрез на руке, длинный, но неглубокий. Я посвечу тебе лампой. Кровь станет стекать к пальцам. Подставь чашу. Когда она наполнится, дай Баки выпить.
Закрыв глаза, Тауг завернул рукав и полоснул по руке ножом.
— Поднеси чашу к ее губам. Скажи: «Выпей, Баки». — Я направил руку Тауга, и Баки осушила чашу.
Тауг открыл глаза:
— Я сделал это! Сделал! Баки, сядь!
Дрожа, она села. Ее медно-красная кожа теперь не отливала металлом, и в улыбке читалось новое, вполне человеческое чувство.
— Благодарю вас! О, благодарю вас!
Она изъявляла признательность и выражала свое почтение, пока Тауг не тронул ее за плечо и не велел встать.
— Жаль, Гильф не видел этого, — сказал я. — Но он все слышал, и, возможно, этого достаточно.
Поднявшись на ноги, я подошел к большому отверстию в полу, в которое Бимир просовывал голову.
— Эй, Гильф! Давай сюда.
Огромное черное существо взметнулось вверх в мощном прыжке, заставив шарахнуться и пронзительно заржать мулов и лошадей, и своей тяжестью сотрясло все строение, приземлившись на пол сеновала. Потом оно быстро сократилось в размерах и превратилось в крупного коричневого пса с белым пятном на груди.
Я почесал его за ухом и снова сел. Гильф улегся рядом, положив массивную голову мне на колено.
— Мне нужно объяснить кое-какие вещи, — сказал я. — В особенности — объяснить Баки, почему я не мог помочь ей, хотя она столько сделала для меня. Я не люблю объяснять и потому намерен заставить вас самих сделать это насколько возможно.
— Мне непонятно, как Гильф проделывает такие штуки, господин, — тихо промолвила Баки.
— Думаю, Гильф сам не понимает. Правда, Гильф?
Гильф кивнул, почти незаметно.
— Он не понимает, поэтому насчет него объясню я. Но ты понимаешь многое из того, чего не понимают другие, Баки. Ты должна объяснить сейчас.
— Мне надо рассказать про Сетра, господин?
— И не только.
Я подождал, когда она заговорит, но Баки молчала.
— Кто все эти люди, о которых вы говорите? Сетр, Кулили и еще один? — спросил Тауг.
— Кажется, мы не упомянули Гренгарма, — сказал я, — но его тоже вполне можно включить в данный перечень.
— Я отрекаюсь от него, господин.
Я пожал плечами:
— Знаю, но он мертв, так что это не имеет значения. Кто сотворил тебя?
— Кулили.
— Кулили сотворила ее?! — воскликнул Тауг.
Я взглянул на Баки, и она кивнула.
— Ну, этого я совсем не понимаю.
— И Мани тоже сотворила его прежняя хозяйка. Во всяком случае, я так думаю. Не хочешь рассказать нам об этом, Мани?
— Я бы рассказал, кабы мог, — заявил Мани, — но не могу. Я помню себя котенком, лакающим молоко из блюдечка, но вряд ли это поможет.
— Ты тогда умел говорить?
После продолжительной паузы Мани наконец ответил:
— Конечно умел.
Я кивнул:
— Существуют так называемые первосущности — духи, похожие на призраков, хотя они никогда не обладали телесной оболочкой и не умирали. Ты можешь их видеть?
— Разумеется.
В моем уме раздался голос Облака: Я тоже, Всадник. Люди, которые недавно ушли отсюда, возвращаются с факелами. Вас это интересует?
Нет.
Вслух я сказал:
— Кулили есть коллективное сознание первосущностей, почти не сознающих свое индивидуальное существование. Тебе это кажется странным, Тауг?
— Я даже не понимаю, что это значит.
— Ладно, не важно. Ты тоже коллективное сознание, и потому тебе лучше не задумываться об этом. Кулили являлась тысячами первосущностей одновременно, но у нее не было друзей. Чтобы не скучать в одиночестве, она сотворила эльфов, создав тела из растительных и животных организмов и заключив в них духов природы, чтобы они обрели способность говорить и мыслить. Эльфы — долгожители.
Тауг неохотно кивнул.
— Они живут гораздо дольше людей. Но зато мы бессмертны, пусть и живем недолго. Наши души не умирают. У эльфов не так. У них вместе с телами умирают и души. — Я повернулся к Баки: — Ты поэтому встала на путь ереси?
— Нет, — ответила она.
— Тогда почему? Ты должна объяснить мне. Я не понимаю.
Баки набрала воздуха в грудь, но тут Тауг сказал:
— Я по-прежнему не понимаю насчет Гильфа, а хотелось бы.
— Поймешь. Наверное, ты знаешь, что всего существует семь миров. Этот — четвертый.
— Митгартр, — кивнул Тауг.
— Верно. Баки, начни с сотворения миров.
— Вы действительно считаете нужным?… Хорошо. Они сотворены Верховным Богом. Сначала Он создал слуг для Себя, как позже сделала Кулили. Потом Он сотворил для них отдельный мир — в награду за все, что они для Него сделали. В нем существовало зло. Не знаю почему.
— Новый мир должен был отличаться от Него. Верховный Бог совершенен, и все, от него отличное, должно иметь изъяны. Продолжай.
— Слугам Верховного Бога это не понравилось, и потому они собрали все зло, какое только сумели, и отослали в мир, который Он сотворил ниже. Сейчас мы называем второй мир Клеосом, Миром благой вести, поскольку он поистине прекрасен. А под ним находится Скай.
— Где вы и были? — спросил меня Тауг. — По вашим описаниям, в нем нет ничего плохого. Послушать вас, так он просто чудесен.
