— Вы знали, что он там? Клянусь Имиром!
— И Гильф знал. Сомневаюсь, что он сумел бы накинуть веревку мне на шею.
— Или захотел бы. Кто это?
— Эльфийская дева.
— Они все такие красные?
— Только самые лучшие, — сказала Ури, — и такой цвет нам нравится больше, чем розовый в коричневую крапинку.
— Позови брата, — сказал я Хеле. — Наверное, он тоже голоден.
Она встала и подняла над головой вертел с куском дымящейся, шипящей свинины.
— Хеймир! Это тебе!
Он был еще больше Хелы, с могучими плечами, заставившими меня вспомнить Орга, и такой худой, что ребра торчали. Тяжелая челюсть, широкий нос и совиные глаза говорили об уме тупом и неразвитом.
Я знаком пригласил его сесть.
— Поешь. Герда будет рада видеть тебя.
Хела протянула вертел. Он взял, уставился на мясо долгим взглядом, а потом наконец принялся жадно есть.
— Ты объяснила мне, почему ты покинула горы, — обратился я к Хеле, — но не сказала, почему твой брат сделал то же самое.
— Он ушел со мной из старого дома. И ушел из нового, чтобы не расставаться со мной. Вы думаете, он тупой.
Я промолчал.
— Говорит он плоховато, истинная правда. Еще хуже меня, хотя я тоже чаще всего и двух слов связать не могу.
— Я бы назвала тебя скорее балаболкой, — заметила Ури.
— Ты рабыня сэра рыцаря? Рабам следует петь слаще, иначе беды не миновать.
Ури повернулась ко мне:
— Вам когда-нибудь приходилось кормить меня?
— Нет, — сказал я.
— Или платить мне?
— Нет.
— Однако мы верно служили вам? Баки и я?
— Ты хочешь знать, что Баки рассказала мне? Почти ничего.
— Она умерла?
— Нет, — снова сказал я.
— А что случилось?
— Мы говорили о тебе. — Я тщательно подбирал слова. — Почему ты не сообщила мне, что у нее сломан позвоночник, и не позвала на помощь.
Хела хихикнула — такой звук, словно сошла небольшая лавина.
— Она не знает, что ответить, сэр рыцарь. Черные мысли омрачили ее красное лицо. Скажите, они и вправду живут под землей? Мне мама говорила.
— Они живут в мире, расположенном под нашим. Я бы не сказал, что это под землей.
— Почему она не уходит к своим?
— А ты бы ушла к своим, — спросила Ури, — если бы сумела подняться в Элизий?
На лице Хелы отразилось беспокойство.
— А что это такое?
— Мир, где правит Верховный Бог. — Ури встала. — Вы хотите, чтобы я вернулась в Эльфрис? Хорошо, я вернусь. Но, господин, если вам придется кормить эту огромную грязную бабищу…
— Я действительно хочу, чтобы ты вернулась, — сказал я, — но не в Эльфрис, а в Утгард. Тауг уже наверняка там, и твоя сестра тоже. Принеси мне вести о них.
— Я постараюсь. — Ури напоследок метнула взгляд на Хелу. — Они с братцем через неделю пустят вас по миру.
— Надеюсь, здесь я управлюсь без посторонней помощи. Ступай.
Ури исчезла в ночи.
Я снял мясо со своего вертела и принялся есть. Хела спросила, можно ли взять еще мяса, и я кивнул. Отрезав кусок от туши, она спросила:
— Вы направляетесь в горы?
— Да. Чтобы встать караулом в горном ущелье. Это наказание, назначенное мне герцогом Мардером, и я должен выполнить приказ, прежде чем отправиться на поиски любимой женщины.
— Люди, что живут там, не любят нас.
Я проглотил последний кусок кабанины и улегся на землю, закутавшись в плащ.
— Они и меня не любят. Будем держаться друг друга, если хочешь.
Впервые за все время Хеймир подал голос, обращаясь к сестре:
— Спи. Я посторожу.
Глава 8
ХОЗЯЕВА МАНИ
Две рабыни явились к Таугу в комнату в одной из башенок замка, куда его отослал король; одна несла тяжелую золотую цепь, а другая — рубашку из черной кожи летучей мыши. Обе они знали Ульфу.
— Она моя сестра, — объяснил Тауг. — Я надеюсь, что король позволит мне забрать ее домой. И мужчину, которого привели с ней.
— Поук, — сказала женщина повыше.
— Да, Поук. Он слуга сэра Эйбела, и сэр Эйбел хотел бы вернуть его. У короля наверняка полно слуг.
— В общем-то, здесь неплохо, — сказала женщина повыше, а другая добавила:
— Могло быть и хуже.
— Я и вас освобожу, коли сумею, — пообещал Тауг. Обе явно испугались и торопливо покинули комнату.
— Я не хотел пугать их, — сказал Тауг, когда огромная дверь с грохотом захлопнулась.
Мани оставался невозмутимым.
— Колдовство всегда пугает.
— Я ничего не говорил о колдовстве.
Тауг возобновил осмотр комнаты. Среди всего прочего в ней находились кровать размером чуть меньше отцовского дома в Гленнидаме, четыре кресла со ступеньками, чтобы забираться на них, и стол, на котором могла плясать дюжина человек.
— Здесь ящик с песком, — заметил Мани. — Весьма любезно с их стороны.
Тауг медленно кивнул:
— Нам придется пожить здесь какое-то время. Во всяком случае, они так считают.
— Если я выскажу одно предположение, ты скажешь, что я морочу тебе голову.
— Не скажу.
— Хорошо. — Мани выдержал паузу для пущего эффекта. — Я предполагаю, что под твоей кроватью стоит ночной горшок, который в пять раз больше… — Он осекся.
— В чем дело?
— Картина. — Мани уставился на картину округлившимися глазами. — Он исчез.
— Человек в черном?
— Это был не человек, а инеистый великан.
Мани легко взлетел на спинку громадного кресла и оттуда перепрыгнул на стол.
— Я не знал, что ангриды рисуют картины, — сказал Тауг.
— Сомневаюсь, что это они. Похоже, они вообще мало что делают из того, что за них могут сделать рабы.
— Но рабы же слепые.
— Не женщины — а женщины знают толк в изящных искусствах. — Кончик хвоста у Мани несколько раз дернулся туда-сюда. — Моя хозяйка рисовала замечательные картины, когда требовалось для колдовства. Колдовство и искусство имеют много общего.
— Минуту назад ты сказал, что женщины испугались колдовства, — возразил Тауг, — хотя никаких причин для страха у них не было.
— Ты ничего не понимаешь.
