Линнет кивнула и взяла руку Тауга, премного изумив Этелу.
— Ну как, у вас получилось? Вы действительно нашли там свою утраченную любовь?
Я кивнул и сказал, что нашел свою мать, которую совершенно забыл. Мысленно я добавил, что ее кости лежат на острове Глас и что я не успокоюсь, покуда не предам останки земле и не воздвигну на могиле памятник, как и сделал впоследствии.
— А мать Этелы?
Я снова кивнул и собирался ответить, но Линнет заговорила сама:
— Я тоже нашла, и я встретила там умерших женщин и мужчин, погибших во время набега ангридов на Голденлаун. Я отметила праздник зимы, и станцевала майский танец, и срезала цветы в нашем саду.
Она повернулась к Тиази, который сидел в кресле, похожий на огромного истукана.
— Ваши соплеменники уничтожают столь многое ради самой малой выгоды.
Он кивнул, но не проронил ни слова.
— А что насчет Мани? — Тауг огляделся по сторонам. — Я видел, как он выходил с вами.
— Он улизнул в окно. — Этела показала пальцем.
— Очень жаль, — сказал Тауг. — Мне бы хотелось знать, нашел ли и он тоже свою утраченную любовь.
Голос Тиази прозвучал глухо, точно грохот громадного барабана в отдалении.
— Если он однажды потерял любовь, оруженосец, то нашел ее там.
— Конечно, у него была любовь, которую он потерял, — сказал я, — и конечно, он нашел ее. В противном случае он бы остался здесь и сообщил нам, что не видел ничего особенного. Он скрылся, поскольку не готов говорить об этом.
В дверь яростно забарабанили кулаком, и Тиази проревел:
— Войдите!
Это оказался Поук, и, хотя он не стал озираться кругом, я почувствовал взгляд его зрячего глаза.
— Лорд Тиази, сэр, — начал он, — нет ли здесь моего прежнего хозяина, сэра Эйбела? Мне показалось, я слышал его голос.
— Он также и твой новый хозяин, — сказал Тиази. — Я отдаю тебя ему.
Поук подергал себя за вихор:
— Благодарю вас, сэр, и надеюсь, сэр Эйбел доволен.
— Я здесь, Поук, — сказал я. — Чего тебе надо?
— Ничего, сэр. Просто у меня есть новость, которую вам надобно знать. Этот Шилдстар, сэр. Он нацепил на голову корону, сэр, и объявил себя королем. Он собирается выйти в город, сэр, со всеми своими солдатами и со стражниками Трима.
Тиази поднялся на ноги:
— В таком случае я должен пойти с ним.
Я кивнул:
— Во-первых, Поук, ты не вправе говорить о его величестве короле Шилдстаре в таком пренебрежительном тоне. Если ты станешь держаться непочтительно, возможно, мне не удастся защитить тебя.
— Да, да, сэр.
— Во-вторых, ты должен сию же минуту пойти в конюшню, оседлать Облако и поскорее привести ее к главному входу.
Поук заколебался:
— Я не шибко умею обращаться с лошадьми, сэр, а ваша меня совсем не знает.
— Делай, что она тебе скажет, и у тебя все получится.
Затем я послал Тауга известить о предстоящем событии Свона и сам облачился в доспехи.
О шествии Шилдстара по городу я не стану рассказывать подробно. Нас, представителей человеческого племени, поставили замыкать процессию — несомненно, весьма благоразумное решение. Гарваон, Свон и я ехали в ряд, следом за Билом с Иди и перед меченосцами и лучниками Гарваона. Утгард легко могли захватить в наше отсутствие, ибо там не осталось никого, помимо Тауга, Гильфа да нескольких рабов. Но у нас не было оснований опасаться нападения на замок, хотя толпы инеистых великанов, бурно приветствовавшие нового короля, смотрели на нас с плохо скрываемой ненавистью.
Увидев лица ангридов, я понял, что нам нужно убираться отсюда, и поскорее. По возвращении в замок я поделился своими соображениями с Билом, и он согласился со мной, но напомнил, что для этого нам требуется разрешение короля.
Темная безмолвная тень поджидала меня у двери комнаты, отведенной мне Тиази.
— Они там…
Узнав голос, я спросил:
— Кто именно, леди Линнет?
— Моя дочь и еще одна девушка. — На мгновение мне показалось, будто тень сосредоточенной мысли пробежала по лицу, обычно лишенному всякого выражения. — Кот. И мужчина. Они велели мне…
— Вы окажете нам честь своим присутствием, — сказал я.
— Я знаю. — Казалось, она не собиралась входить; хотя я открыл перед ней дверь и посторонился, она продолжала стоять на месте, со вскинутой головой, с бессильно висящими вдоль тела руками, с распущенными прямыми волосами до пояса. — Я вернусь с вами на юг. Голденлаун снова станет моим.
— Надеюсь, миледи.
— Будет ли у меня муж тогда? Кто-нибудь, кто поможет строить?
— Уверен, вы сможете выбирать из нескольких десятков претендентов.
— Они все так хотят заполучить наше маленькое поместье… Пять ферм. Луга.
Я кивнул:
— Очень многие мужчины жаждут заполучить хоть клочок земли, хотя уже имеют земельные владения. Другие жаждут любви. Если вы думаете снова выйти замуж, миледи, вы поступите благоразумно, коли свяжете свою жизнь с человеком, которому нужны именно вы, а не ваше поместье.
Она ничего не ответила.
— Многие женщины, миледи, полагают, что мужчина, страстно желающий обладать ими, недостаточно хорош для них. Что они докажут силу своего характера, коли приберут к рукам мужчину, который мог бы жениться на даме более красивой или более образованной, соблазнив предмет своих желаний земельными владениями и богатством или завоевав хитростью. Я не притязаю на мудрость, но некая леди, чье имя нельзя произносить вслух, однажды сказала мне, как глупы подобные ухищрения и сколько времени и сил она потратила на борьбу с этим.
— Вы так считаете?
— Нет, миледи. Если бы я говорил от своего имени, я бы высказывался не столь смело.
Линнет пошла прочь, не подарив меня ни кивком, ни взглядом на прощание. Я смотрел ей вслед — прямая спина, ровная походка, — покуда она не скрылась во мраке, сгустившемся в конце коридора. Уж я-то знал, что в Утгарде водятся призраки, да и кто пострашнее; но никто не был менее подвержен страху, чем она, и возможно, призраки (как и мы) считали ее своей.
Две девушки (как сказала Линнет), кот (ясное дело, Мани) и какой-то мужчина… Маленькая Этела, надо полагать, — одна из упомянутых девушек. Другая — скорее всего какая-то рабыня, приставленная Таугом присматривать за девочкой.
Мужчина — предположительно сам Тауг, хотя я надеялся увидеть Гарваона.
Пожав плечами, я открыл дверь и вошел. И увидел, что был прав в одних отношениях и ошибался в других. Второй девушкой оказалась Ури, причем не в человеческом обличье, а в образе женщины из клана огненных эльфов. Мужчиной оказался не Тауг и не Гарваон, а слепой раб, мускулистый и почти голый, с подвязанной рукой.
