Меня уложили на койку в комнатушке, которая теперь казалась мне до странного знакомой. Уверен, эта дверь, когда я видел ее в последний раз, была цельнометаллической, но сейчас представляла собой решетку из стальных прутьев; она выходила в узкий коридор, чьи повороты знакомы мне с детства. Я обернулся и внимательно оглядел причудливые очертания комнаты.
Это была та самая спальня, которую подмастерьем занимал Рош, и именно сюда я зашел переодеться в вечер нашей экскурсии в Лазурный Дом. Пораженный, я осмотрелся по сторонам. Кровать Роша, только чуть шире, стояла точно там, где теперь моя койка. Расположение бойницы (я вспомнил, как удивился, обнаружив, что у Роща есть бойница и что мне потом досталась комната без окон) и углов переборок спутать невозможно.
Я подошел к бойнице. Она не закрывалась, и сквозь отверстие струился легкий ветерок, который и пробудил меня. Решеток на ней не было; но никто, разумеется, и не смог бы вскарабкаться по гладкой стене башни, да и протиснуться в бойницу сумел бы только человек, очень узкий в плечах. Я высунул в бойницу голову.
Подо мной лежало Старое Подворье, точно такое, каким оно мне запомнилось – согретое солнечными лучами позднего лета; его треснутые плиты, возможно, выглядели чуть новее, но в остальном ничуть не изменились. Башня Ведьм теперь завалилась набок именно так, как всегда кренилась она в укромных уголках моей памяти. Стена, как и в мое время, лежала в развалинах, часть ее тугоплавких металлических пластин в Старом Подворье, другая – в некрополе. Одинокий подмастерье (а я уже мысленно называл его подмастерьем) стоял, опираясь на Двери Мертвых Тел, и пусть, в отличие от Брата Привратника, он носил незнакомую форму и держал в руках меч, место, избранное им, было излюбленным местом Брата Привратника.
Спустя некоторое время Старое Подворье с каким-то поручением пересек мальчишка, оборванный ученик, в сущности – моя точная копия. Я помахал рукой и окликнул паренька, а когда он поднял голову, я узнал его и назвал по имени:
– Смерди! Эй, Смерди!
Он помахал мне в ответ и отправился по своим делам дальше, очевидно побаиваясь вступать в разговор с клиентом его гильдии. «Его гильдии», пишу я, но тогда я уверился, что это и моя гильдия.
По длинным теням я определил, что стоит еще раннее утро; чуть погодя хлопанье дверей и шаги подмастерья, принесшего мне еду, подтвердили мою догадку. В двери не оказалось положенной кормушки, и потому ему пришлось отступить в сторону с грудой подносов, пока другой подмастерье с алебардой, весьма похожий на солдата, отпирал замок.
– Неплохо выглядишь, – сказал он, поставив мой поднос на пол камеры.
Я ответил, что в свое время выглядел и получше. Тогда он приблизился.
– Ты убил ее.
– Женщину, которую звали госпожой префектом?
Оба кивнули:
– Сломал ей шею.
– Если вы отведете меня к ней, – предложил я им, – у меня, быть может, получится оживить ее.
Они обменялись взглядами и удалились, захлопнув за собой решетчатую дверь.
Значит, она мертва, и, судя по взглядам, которые я заметил, ее здесь люто ненавидели. Однажды Кириака спросила меня, не было ли мое предложение освободить ее последней и самой ужасной пыткой. Из глубин моей памяти выплыла и застыла посреди залитой ярким утренним светом камеры знакомая беседка со стенками, собранными из решеток, увитая плющом, зеленым, как лунные лучи.
Я сказал ей тогда, что ни один клиент не поверил бы нам; но сам я поверил госпоже префекту – поверил по крайней мере, что могу бежать от нее, хотя знал, что она не верит в такую возможность. И все это время из Башни Сообразности на меня было нацелено какое-то оружие – вполне вероятно, из этой самой бойницы, хотя скорее всего из орудийного отсека под крышей.
Воспоминания были прерваны приходом очередного подмастерья, на этот раз – в сопровождении врача. Дверь распахнулась, врач ступил внутрь, а подмастерье запер за ним дверь и отошел, готовый выстрелить сквозь решетку.
Эскулап присел на мою койку и раскрыл свой кожаный саквояж.
– Как ты себя чувствуешь?
– Есть хочется. – Я отшвырнул миску и ложку. – Гляди-ка, что мне принесли – это же почти одна вода.
– Мясо – для защитников монарха, а не для его врагов. В тебя попали из конвульсора?
– Видимо, да, если ты так говоришь. Лично я понятия не имею.
– По-моему, нет. Поднимайся.
Я встал, потом по его указанию пошевелил руками и ногами, повращал головой и выполнил прочие упражнения.
– Никаких следов попадания. На тебе офицерская накидка. Ты был офицером?
– Если желаешь. Я был генералом, во всяком случае, номинально. Не так давно.
– Не трепи языком. На тебе накидка младшего офицера, чтоб ты знал. Эти кретины утверждают, что попали в тебя. Я сам слышал, как стрелок клялся и божился, что не промазал.
– Так спроси у него.
– И выслушивать, как он отрицает то, что я уже знаю? Нет, я не идиот. Объяснить тебе, как было дело?
Я признался, что только порадуюсь, если у кого-нибудь найдутся вразумительные объяснения.
– Хорошо. Когда ты убегал от госпожи префекта Присцы, началось землетрясение, и в тот же миг этот кретин в орудийном отсеке нажал на курок. Он промазал, как промазал бы любой; но ты упал и ударился головой, потому-то он и решил, что попал. Я насмотрелся на множество подобных чудес. Они все легко объяснимы, стоит только сообразить, что их свидетели путают причину и следствие.
Я кивнул.
– Значит, произошло землетрясение?
– Именно, и довольно сильное – нам еще повезло, что мы так легко отделались. Разве ты еще не выглядывал наружу? Отсюда должна быть видна стена. – Он подошел к бойнице и выглянул из нее сам, затем по распространенной привычке указал куда-то рукой, будто смотрел не он, а я. – Вон там, рядом с зоэтским транспортом, обвалился солидный кусок. Хорошо, что сам корабль устоял. Ты же не будешь утверждать, что собственноручно устроил все это?
Я признался, что не имел ни малейшего понятия, отчего обвалилась стена.
– Этот берег подвержен землетрясениям, о чем недвусмысленно говорится в старых документах, – попутно вознесем хвалу нашему монарху, который доставил их сюда, – но такого сильного не случалось с тех пор, как река поменяла русло, потому-то все эти глупцы и возомнили, что его не будет больше никогда. – Эскулап издал довольный смешок. – Хотя, полагаю, после вчерашнего в ком-то уверенности поубавилось.
С этими словами он вышел из камеры. Охранник захлопнул дверь и снова запер ее.
Я же подумал о пьесе доктора Талоса, в которой земля содрогается и Яхи произносит: «Конец Урса, недоумок! Давай прикончи ее! Самому-то тебе так и так конец».
Как коротко было наше свидание с ним на Йесоде!
