Я вопросительно взглянул на нее, и она добавила:
– Ну, по крайней мере, выглядит на десять тысяч. А на самом деле, может, еще старше: кто знает…
– Ею можно оградить весь мир. Она окружает весь город целиком?
– По определению. Город – это то, что огорожено Стеной. Хотя я слышала, что есть еще какие-то селения на севере и многие лиги развалин на юге, там теперь никто не живет. Однако взгляни туда, между тополей. Видишь харчевню?
Никакой харчевни я не увидел и сказал Агии об этом.
– Там, под деревом. Ты обещал мне ужин, и я хочу поужинать здесь. Как раз успеем поесть перед поединком.
– Не сейчас, – ответил я. – Я буду рад пригласить тебя после поединка. Если хочешь, можно зайти и сделать заказ.
Я все еще не видел никакого здания, но дерево, указанное Агией, было каким-то странным – вверх по стволу его поднималась грубо сколоченная лестница.
– Хорошо. Если ты будешь убит, приглашу этого Серпентриона. А если не пойдет – того убогого моряка, который всегда угощает меня. Помянем тебя…
Высоко на дереве, среди ветвей, горел огонь, и я увидел дорожку, ведшую к подножию лестницы. Имелась там и вывеска: плачущая женщина тащит за собою окровавленный меч. Из тени выступил и встал у входа, потирая руки, чудовищно толстый человек в фартуке. До ушей моих донеслось негромкое звяканье посуды.
– Аббан, к вашим услугам, – сказал толстяк, когда мы подошли к нему.
– Чем могу служить?
Я отметил тревожный взгляд, брошенный им на мой аверн.
– Ужин на двоих; подать к… Я оглянулся на Агию.
– К началу следующей стражи.
– Прекрасно, прекрасно! Но так быстро мы не поспеем, сьер, – потребуется больше времени. Вот если только вы удовольствуетесь холодным мясом, салатом и бутылочкой вина…
– Мы хотим жареного петуха, – нетерпеливо сказала Агия. – И помоложе!
– Как будет угодно. Я велю повару начинать, а там, после того, как молодой сьер одержит победу, могу занять вас выпечкой, пока птичка не подоспеет.
Агия кивнула. По взгляду, которым они обменялись, было понятно, что она встречает этого толстяка не в первый раз.
– А пока, – продолжал харчевник, – если у вас найдется время, могу предоставить теплую ванну и губку для другой дамы – и, быть может, бутылочку медокского и бисквитов для вас?
Внезапно я понял, что с тех пор, как завтракал в обществе Балдандерса и доктора, здорово проголодался, а Агия с Доркас, вполне возможно, ничего не ели весь день. Я кивнул, и хозяин повел нас наверх. Ствол дерева был толст – не меньше десяти шагов в поперечнике.
– Бывал ли ты нашим гостем раньше, сьер? Я покачал головой.
– Я как раз собирался спросить, что это за харчевня. Никогда не видел подобных.
– И не увидишь, сьер. Тебе следовало заглянуть к нам раньше – наша кухня славится на весь город, а свежий воздух способствует улучшению аппетита.
Я подумал, что это видно по нему (заправлять заведением, где столько высоких и крутых лестниц, и при этом отрастить такое брюхо – действительно требует отменного аппетита), но промолчал.
– Видишь ли, сьер, закон запрещает возведение любых зданий так близко от Стены. А мы зданием не считаемся, поскольку не имеем ни стен, ни крыши. Все, кто ходит на Кровавое Поле, – прославленные бойцы и герои, зрители, лекари и даже эфоры – заглядывают к нам. А вот и ваш кабинетик!
«Кабинетик» оказался круглым и замечательно ровным помостом, укрытым от шума и посторонних взглядов среди бледно-зеленой листвы. Агия села в обитое холстиной кресло, а я (должен признаться, ужасно утомленный) рухнул на кожаную кушетку рядом с Доркас. Положив на пол за кушеткой жердь с аверном, я вынул из ножен «Терминус Эст» и начал чистить клинок. Тут явилась служанка с водой и губкой для Доркас. Увидев, чем я занят, она принесла мне ветоши и масла, и я смог, сняв рукоять и гарду, смазать его как следует.
– Ты можешь вымыться самостоятельно? – спросила Агия у Доркас.
– Да, я люблю мыться, только не смотрите на меня.
– Попроси Северьяна отвернуться. Утром у него это прекрасно получилось.
– И ты, госпожа, – тихо сказала Доркас. – Я не хотела бы, чтобы ты смотрела. Мыться лучше в одиночестве, насколько это возможно.
Агия улыбнулась, но я снова кликнул служанку, дал ей орихальк, чтобы принесла ширму, и сказал Доркас, что куплю ей платье, если только в харчевне найдется что-нибудь подходящее.
– Не надо, – прошептала она. Я – тоже шепотом – спросил у Агии, что, по ее мнению, творится с Доркас.
– Ей нравится ее одежда, это ясно. Вот мне весь день пришлось придерживать «декольте», чтобы не осрамиться на всю жизнь… – Она опустила руку, и разорванное платье ее разошлось. Высокие груди слегка блестели в лучах заходящего солнца. – А ее тряпье как раз достаточно прикрывает ноги и грудь. Есть, правда, прореха ниже живота, но ты, осмелюсь предположить, ее не заметил.
На помост поднялся харчевник в сопровождении официанта, несшего поднос с бисквитами, бутылкой и бокалами. Я сказал, что мне нужно обсушиться; он распорядился принести жаровню и сам принялся греться возле нее, словно в собственных жилых комнатах.
– Хорошо, – заметил он. – Солнце-то умирает, но не знает об этом – а мы это не только знаем, но чувствуем на собственной шкуре. Я всем говорю: если тебя убьют – хоть обманешь грядущую зиму. Ну, а если ранят – по крайности, не придется выходить наружу… Конечно, поединков больше всего бывает к концу лета, тогда это как-то более к месту. Не знаю, легче посетителям от этого, нет ли – убытку-то, во всяком случае, никакого.
Я снял накидку и плащ, поставил сапоги на табурет возле жаровни и встал рядом с харчевником, чтобы просушить бриджи и чулки.
– Значит, все, идущие драться на Кровавом Поле, заходят к тебе?
(Как всякий, кому вскоре предстоит умереть, я рад был бы узнать, что следую неким установившимся традициям.) – Все? О нет, – отвечал он. – Да благословят тебя Умеренность и Святая Аманда, сьер! Будь оно так, харчевня давно бы уж не принадлежала мне – я продал бы ее и зажил в свое удовольствие в большом каменном доме с атроксами у дверей и десятком молодых ребят с ножиками под рукой, чтобы разделывались с моими врагами. Нет, многие проходят мимо и даже не удостаивают нас взглядом. Невдомек им, что другой возможности попробовать мое винцо может и не представиться!
– Кстати о вине, – сказала Агия, подавая мне бокал, до краев наполненный темно-красным старым вином.
Скорее всего вино было не таким уж хорошим: язык защипало, в изысканный вкус примешалась толика горечи – однако во рту человека уставшего и промерзшего до костей оно все равно оказалось чудесным, лучше лучшего. Бокал Агии тоже был полон, но, судя по раскрасневшимся щекам и блеску глаз, она уже успела опорожнить по меньшей мере еще один. Я велел ей оставить что-нибудь и для Доркас.
