– Иди к нам, красотка! Выпей!
– Дай обнять тебя, п-птичка… М-му…
– Оставь ее в покое, пьяный сатир! Она моя, я плачу. Иди ко мне, девочка, я сегодня щедр…
Такими возгласами встретили в харчевне оробевшую Селино. Кто-то из гуляк схватил ее за руку, но она вырвалась и спряталась за спину старой гетеры, тощей галатки с плоской грудью и желтым, испитым лицом.
– Вы, курощупы! – прикрикнула гетера на пьянчужек. – Не про вас товар. Убери свои клешни, сын ослицы, не то тресну по башке кувшином! – голос у нее был хриплый, словно простуженный.
– Спасибо тебе… – пролепетала испуганная Селино.
– Еще чего… Не за что. Зачем пришла сюда? – опытным взглядом гетера окинула с ног до головы стройную девичью фигуру. – Если хочешь хорошо заработать, у меня есть на примете богатый господин. Тебе он заплатит, сколько попросишь. Но учти – отдашь мне четвертую часть. Ну, идем?
– Мне нужен Сабазий…
– А! – воскликнула гетера с непередаваемой смесью презрения и удивления в голосе. – Ты меня сразила наповал, милочка. Зачем тебе нужен этот скопец? Что он будет с тобой делать? – она расхохоталась и добавила такое, от чего Селино покраснела до ушей. – Да он скорее удавится, чем переплатит лишний обол.
– Я хочу видеть Сабазия, – уже тверже сказала Селино, немного освоившись в чадной жаре харчевни.
– Ты просто глупая девчонка. Ну, как знаешь… Поди туда, – показала гетера на неприметную дверь рядом с пылающим очагом, над которым дюжий раб-кликиец ворочал огромный вертел с двумя нанизанными бараньими тушами. – Там и найдешь этого сквалыгу…
Сабазий как раз смешивал вино в амфоре – доливал к доброму, выдержанному кипрскому кислое и водянистое боспорское.
– Что ты здесь забыла? – злобно блеснул он на Селино единственным глазом.
– Где я могу найти Пилумна?
– Откуда мне знать? – насторожился Сабазий. – И вообще – почему о нем ты спрашиваешь у меня?
– Один человек сказал, что тебе известно, где он находится.
– И кто этот всезнайка?
– А вот это я скажу только Пилумну, – твердо отрезала девушка.
– Не было мне забот… – проворчал хозяин харчевни, испытующе глядя на Селино. – Пилумн… Это был самый несчастный день в моей жизни, когда он впервые пришел в «Мелиссу»… – он закрыл дверь на засов. – Идем.
Сабазий повел девушку в глубь подвала, где за пифосами
[144]
с соленой рыбой была потайная дверка. Отомкнув ее, он, пыхтя, поднялся по ступенькам, вырубленным в скале, и постучал в потемневшую от времени и сырости дубовую дверь.
– Кого там несет? – выругался кто-то грубым голосом. – Ты, Сабазий? Я просил меня не тревожить. Если ты насчет денег, то проваливай. Я заплачу. Позже.
– Пилумн, открой, тут к тебе с поручением…
За дверью послышались тяжелые шаги, затем грохот опрокинутой скамьи, и на пороге появился красный, как вареный рак, Пилумн с обнаженным мечом в руках.
– Ну! – рявкнул он на перетрусившего Сабазия.
– Вот… – подтолкнул Сабазий вперед Селино. – У нее к тебе дело.
– Симпатичная мордашка, – ухмыльнулся Пилумн, покачиваясь – он был пьян. – Входи, – поманил Селино рукой. – Сабазий, а ты… ик!… ты потом ей заплатишь.
Девушка замялась в нерешительности; но тут Пилумн схватил ее, как кот зазевавшуюся мышь, и словно перышко внес в свое пристанище. Закрыв дверь на тяжелый засов, он сказал:
– Садись… – и сам рухнул на ложе, сколоченное из толстенных досок и прикрытое куском грубого войлока. – Выпей… – он пододвинул к Селино вместительный фиал, до половины наполненный вином.
Пилумн переворошил всю Синопу в поисках исчезнувшего Таруласа. На него работали все бродяги и попрошайки, от которых ничего не могло укрыться в городе и окрестностях и которые в точности знали, сколько статеров
[145]
звенит в кошельке того или иного синопца. Но тщетно – гопломах словно сквозь землю провалился. Тогда Пилумн запил. Сабазий вырвал на голове не один клок волос, когда в стенаниях подсчитывал, сколько вина исчезло в бездонной утробе отставного легионера. Тем более, что платить за выпивку и еду Пилумн не собирался.
– Выпей… – настойчиво предлагал он испуганной Селино. – Не бойся, я добрый. Горе у меня.. – он нащупал на полу изрядно отощавший бурдюк с вином и отпил два богатырских глотка. – Не могу себе простить, что оставил его одного. Рутилий, брат… Прости, если ты меня слышишь… О-о-о! – зарычал Пилумн, как лев.
– Меня послал к тебе Тарулас… – наконец решившись, дрожащим голоском сказала девушка.
Пилумна словно обухом хватили между глаз. Вытаращившись на Селино, как на привидение, он схватил ее за руку.
– Повтори! – прохрипел Пилумн, трезвея.
– Ой, больно! – вскричала галатка. – Тарулас в эргастуле царского дворца.
– Я сплю… – помотал лохматой головой Пилумн. – Это мне снится… – он подошел к тазу с водой, плеснул на лицо и грудь. – Сейчас все пройдет… – словно незрячий, он прикоснулся рукой к девушке. – Нет, это не видение. Скажи еще раз.
– Тарулас просил тебя разыскать. Он надеется на твою помощь.
– Он жив… Жив! О, боги! – возопил просиявший Пилумн, подхватил девушку на руки и закружил по своему убежищу в каком-то нелепом диком танце. – Ай, Рутилий, ай, Тарулас… Барра!
Вход в эргастул был отгорожен от улицы высокой каменной стеной с воротами. В небольшом дворике слонялись унылые стражи подземелья – пятеро наемников из Крита. Стоял тихий летний вечер, и им были хорошо слышны звуки кифары, доносившиеся из распахнутых окон царского дворца. Там пировала синопская знать и придворные. Царица Лаодика наверстывала упущенное – при Митридате Евергете празднества устраивались редко, в основном по случаю победы над врагами, в честь стратегов.
– Да, им весело… – один из наемников, узколицый и черноволосый, зло сплюнул. – А тут в горле пересохло, будто песку наглотался.
– Не мешало бы и нам пропустить глоток-другой хорошего винца, – философски заметил рослый гоплит с рассеченной верхней губой.
– И получить полсотни палочных ударов, – ехидно вставил третий, коренастый и короткорукий.
– А кто узнает? – узколицый бросил мимолетный взгляд на двух стражей, чуть поодаль лениво игравших в кости на щелчки по носу.
– Если сами не проболтаемся или дежурный лохаг
[146]
не наскочит – никто, – рослый наемник с вожделением посмотрел на калитку в воротах – неподалеку от эргастула, на соседней улице, была харчевня, где столовались гоплиты царской хилии.
