– Неужто нет выхода? – спросил у лекаря купец. – Я готов пожертвовать последний статер, но спасти царевича…
– Требуются люди, которым можно верить, как самим себе. Отважные воины, молодые и сильные, – иудей остановил жестом Алкима, поняв, что он хочет сказать. – Мы не имеем права рисковать, ибо чересчур заметны. И будем очень нужны здесь, в Синопе, для того, чтобы царская китара как можно скорее воссияла на голове царя Митридата VI.
– Мой сын Диофант, – Асклепиодор положил руку на сердце. – Я ручаюсь за него головой.
– Прости, Асклепиодор, мне следовало бы сказать тебе это раньше… – лекарь скупо улыбнулся. – Начальник царской хилии Диофант посвящен в наши замыслы. Он возглавит тех, кто решится спасти царевича даже ценой своей жизни. Диофант смел и не по годам мудр. Именно такой человек способен свершить задуманное.
– Спасибо… – растроганный гиппарх склонил голову, чтобы скрыть подозрительно заблестевшие глаза.
– Кто еще? – лекарь остановил свой взгляд на Алкиме.
– Предлагаю Тибия, сына родного брата Дорилая Тактика. Он один из лучших фехтовальщиков Синопы. А также Моаферна, он сейчас находится в Керасунте
[162]
.
– Согласен. Пошлем к нему гонца, – кивнул иудей.
– По-моему, таксиарх Неоптолем и его брат, лохаг Архелай, тоже достойны доверия, – после долгих раздумий наконец высказал свое мнение и купец Менофил. – Неоптолем храбр, и, несмотря на молодость, уже награжден золотым венком за воинские доблести. Царица к нему не благоволит, а это Неоптолему вряд ли по душе.
– Неоптолем хороший воин… – иудей задумчиво огладил бороду. – Спору нет. Но – скрытен. И льстив… Впрочем, любой человек скроен из достоинств и недостатков, и трудно определить, где заканчиваются одни и начинаются другие. Даже если он надумает изменить, помешать побегу царевича уже никто не сможет – мы его известим о наших замыслах в последнюю очередь. А что касается Архелая… – он с сомнением покачал головой. – Умен, напорист, и в то же время жаден, как ростовщик Макробий. Подвигнуть на доброе дело Архелая может только кошелек с золотом, и вряд ли – веление сердца. А если кто предложит больше? Ненадежен.
– Архелая я беру на себя, – самодовольно похлопал Менофил по своей поясной сумке; звякнули монеты. – Он получит столько, сколько запросит. Торговаться я не буду. Но клятвенное обещание хранить тайну Архелай мне напишет и скрепит своей кровью. Не думаю, что он осмелится нарушить обет, данный в храме богини Ма – проклятия жрецов страшнее самой лютой казни.
– Кстати, Иорам, скажи – Даипп знает о наших планах? – спросил Алким.
– Верховный жрец богини Ма думает, что свил гнездо под крышей царского дворца надолго. Это простительно, ибо человек по своей природе существо тщеславное и чаще всего власть над себе подобными ставит гораздо выше главных добродетелей – совести и чести, – горечь звучала в словах лекаря. – Не нам судить Даиппа за его чрезмерную гибкость в пояснице. Все взвешено и определено в этом мире, и неумолимы мойры. И все же достойно сожаления, что он так быстро забыл царя Митридата Евергета, коему обязан своим возвышением.
– Даипп опасен. Его коварство не знает границ, – мрачно сказал Асклепиодор. – Я не уверен, что наш замысел уже не стал ему известен.
– О, боги! Если это так, то можно считать, что мы одной ногой в лодке Харона, – побледнел Менофил.
– Не думаю, – Иорам бен Шамах сурово сдвинул брови. – Даипп предусмотрителен и осторожен. Ему ведомо, что мы не одиноки и не беззащитны. И он понимает, что безнаказанно оборвать нити наших жизней невозможно…
Утром следующего дня сикофанты донесли верховному жрецу, что гости царского лекаря разошлись поздно и в хорошем подпитии. Узнав их имена, Даипп призадумался. А когда ему стало известно, что все они к вечеру в большой спешке покинули Синопу, жрец встревожился – такое единодушие не могло быть случайным совпадением. И Даипп послал логографа за помощником начальника следствия, своим ставленником…
Митридат придержал жеребца на взгорье и оглянулся. Позади синело море, а над ним блистал глубокий и прозрачный осенний небосвод. Восходящее солнце уже высветило красную черепицу крыш Синопы, и город казался пестрым персидским ковром, брошенным небрежной дланью гиганта среди скал полуострова.
Царевич вдруг почувствовал, как чья-то сильная, невидимая рука сдавила сердце. Слезная поволока затуманила взор, размывая очертания царского дворца с башнями. Митридат судорожно вздохнул и, выпятив подбородок, крепко, до скрежета, стиснул зубы: он сюда еще вернется! Рано или поздно, но это будет.
– Вперед, Тирс, вперед! – он ударил нагайкой золотисто-рыжего жеребца, пуская его с места в карьер.
По сторонам скакали хмурые, неразговорчивые киликийцы-телохранители…
Гай, Паппий и оруженосец Гордий ждали Митридата, как условились с вечера, возле развалин капища идолопоклонников, в сотне стадий от Синопы на старой дороге. Они выехали затемно, якобы в поисках оленьего стада, чтобы устроить облавную охоту. Но на самом деле им нужно было скрыть от соглядатаев туго набитые вьюки с теплой одеждой, продуктами и оружием.
Завидев друзей, Митридат осадил скакуна и посмотрел на обугленный молнией дуб в три обхвата, под которым стоял глубоко вросший в землю алтарь кровавого бога варваров. Там, среди голых ветвей, трепетал на ветру лоскут пурпурной ткани. Это был условный знак, означавший, что Диофант со своим небольшим отрядом уже здесь, притаился в засаде.
Митридат властным жестом остановил телохранителей, собравшихся как обычно, взять его в кольцо.
– Слушайте! – зычно выкрикнул он. – Вы останетесь здесь. Дальше я поеду с ними, – показал на друзей. – Разожгите костер и ждите нас с добычей.
– Господин, по приказу царицы мы должны сопровождать тебя везде, – лохаг, начальник телохранителей, тронул поводья и подъехал к царевичу.
– Я не привык повторять дважды, – Митридат холодно посмотрел в недобро прищуренные глаза лохага. – Вы мои телохранители и обязаны повиноваться в первую очередь мне.
– Мы присягали царице Понта и ее приказ для нас – закон, – с вызовом сказал лохаг.
«Видят боги, я хотел сохранить им жизнь, – с сожалением подумал Митридат. – Нити их судеб уже оборваны. Но они об этом, увы, не догадываются. Упрямые глупцы. Да сбудется предначертанное…» И царевич резко вскинул правицу вверх.
Из чащобы позади капища выметнулись всадники. Закованные в черные железные панцири, в гривастых шлемах с забралами, скрывающими лица, они показались суеверным наемникам божествами гор. Засвистели дротики, и два киликийца свалились на землю, сраженные наповал.
– Куда?! Назад! – вскричал, обнажая меч, лохаг, опытный воин, увидев, как ошеломленные внезапным нападением наемники стали поворачивать коней, чтобы спастись бегством.
