Убедившись, что вокруг поселения нет ничего такого, что могло бы представлять опасность, дикарь поднялся на ноги и издал низкий горловой звук, напоминающий рев охотничьего рога. Эхо еще отражало этот призывный клич, а из отверстий гнезд-жилищ уже сыпались на землю сородичи дикаря, проворные и быстрые, несмотря на кажущуюся неуклюжесть и тяжеловесность. Вскоре вокруг него собралось около двух сотен человекообразных существ самого разного возраста и пола, преимущественно обнаженных, за исключением женщин, носивших вокруг бедер повязки из беличьих шкурок.
Первый дикарь, видимо вождь племени, для большей убедительности размахивая свободной рукой, что-то прорычал, и соплеменники быстро разбрелись кто куда. Возле него остались только охотники, такие же могучие и угрюмые дикари с дубинами и кремневыми ножами, болтающимися на сыромятных ремешках рядом с обязательным для взрослых мужчин ожерельем. Несколько стариков и старух разожгли примитивные очаги при помощи кремней и сухого мха, дети разбежались искать хворост, а женщины, прихватив некое подобие корзин, сплетенных из ивовых прутьев, поторопились в ореховую рощу на противоположном берегу озера.
Это были дикие гептакометы, удивительное племя, строящее жилища на деревьях, – последний осколок глубокой древности, сохранившийся каким-то чудом среди трудно проходимых гор на границе Понта. Пастухи и охотники ведали о их существовании и обходили эти места как можно дальше: гептакометы не знали пощады, убить их было очень трудно, а уйти от преследования и вовсе невозможно – дикари передвигались по самым неприступным скалам едва ли не быстрее, нежели по равнине.
Довольный сноровкой сородичей, безропотно выполняющих его приказы, вождь что-то сказал одному из охотников, и тот опрометью вскарабкался к жилищу, самому большому по размерам. Судя по всему, это была кладовая, потому что дикарь спустился на землю с огромным куском копченого мяса. Вождь разрезал мясо на равные части, и гептакометы принялись с жадностью рвать его острыми зубами, похожими на звериные клыки. Глотая голодную слюну, на них с вожделением посматривали убеленные сединами старики, многие из которых были изуродованы болезнями и лесным зверьем – мясо предназначалось только охотникам. Остальные гептакометы могли отведать такой желанной и сытной еды лишь после удачной и богатой на добычу охоты.
Насытившись, вождь молча взмахнул рукой, и гептакометы направились в лесную глубь. Маленький дикарь, наблюдавший за ними из-за толстого древесного ствола, бросился, как дикая кошка, на покинутую одним из охотников кость с остатками мяса и, провожаемый негодующими возгласами стариков, тоже имевших на нее виды, умчал в сторону озера, где было его тайное убежище, – крохотная, но уютная пещера.
Охота в этот день не заладилась – олень, загнанный гептакометами на крутой обрыв, неожиданно мощным прыжком перелетел через бездонную расселину и был таков. Рассвирепевший вождь сорвал зло на виновнике неудачи, вовремя не перегородившему дорогу добыче. Им оказался такой же силач, как и он сам, но помоложе годами, претендующий на место предводителя племени. Без лишних слов вождь нанес соплеменнику удар своей палицей с такой силой, что, казалось, он расплющит молодого дикаря в лепешку. Но тот обладал поистине молниеносной реакцией. Чудом уклонившись от разящего наповал удара, он зарычал как бурый медведь и метнул в предводителя увесистый камень, рассекший ему плечо. При виде хлынувшей крови вождь и вовсе озверел. Через какой-то миг внутри образованного охотниками круга бушевал грохочущий вихрь, изредка выбрасывающий наружу щепу от дубин и осколки кремней. Опираясь на палицы, гептакометы угрюмо и безмолвно следили за поединком, не пытаясь вмешаться в давний спор сородичей.
Неизвестно, чем бы закончилось выяснение отношений, но в самый разгар схватки вдруг раздался тревожный возглас одного из дозорных-следопытов, рыскавших по окрестностям в поисках подходящего для большой охоты животного. Драчуны опустили дубины; все охотники застыли в полной неподвижности, стали издали похожими на замшелых каменных идолов. Наконец снова подал голос дозорный. На этот раз он имитировал крик какой-то птицы. В мгновение ока охотники бросились врассыпную и растворились среди камней и невысоких зарослей…
Неоптолем откровенно скучал. Он ехал позади Митридата, рядом с верным оруженосцем царевича Гордием. Обратная дорога в Понт оказалась спокойной, а от этого длинной и скучной. Два дня назад они расстались с арменийцами, и теперь проводником был Моаферн, невысокий сероглазый крепыш, подозрительный сверх всякой меры. Он и сейчас рысил далеко впереди отряда с двумя воинами, настороженный и чуткий, как вышедший на охоту зверь. Это по настоянию Моаферна они изменили маршрут; бывший начальник следствия царя Митридата Евергета опасался, что их могут встретить мятежные кардаки, чьи разведчики преследовали отряд Неоптолема почти до границ Малой Армении едва не от самой Синопы. И теперь свита царевича пробиралась местами незнакомыми и нехоженными, ориентируясь по звездам и редкому в эти осенние дни солнцу. Впрочем, дорога оказалась сносной, а местами и вообще отменной, только сильно заросла травой. Похоже, ее проложили еще во времена Ахеменидов между двумя сатрапиями могучего персидского государства.
Митридат был неразговорчив и угрюм. Ему не давали покоя воспоминания. По ночам, на привалах, он стонал и ворочался во сне, и нередко с его губ слетало имя – Нана. Неоптолем, последний раз видевший царевича семь лет назад, про себя дивился поразительным переменам, произошедшим в облике и поведении юноши. Теперь это был зрелый, закаленный невзгодами муж и мудрый повелитель. Лохаг про себя радовался: чутье не обмануло его, хвала Серапису, он сделал правильный выбор в свое время и почти выиграл свою ставку, которая вскоре должна была обернуться чистым золотом и немалыми почестями.
Неожиданно осторожный не менее Моаферна оруженосец царевича вздрогнул и придержал коня.
– Что случилось? – пробасил безмятежный Неоптолем.
– Стоп! – не ответив на вопрос, приказал Гордий, вскидывая вверх правую руку.
Воины охраны повиновались мгновенно – среди них были только закаленные в боях и походах ветераны; многие из них служили еще при Митридате-старшем.
– Нас окружают, – спокойно ответил Гордий, доставая из колчана пучок стрел.
– Кто? – все еще не веря, спросил лохаг, хотя и понимал всю бессмысленность вопроса.
Ответом ему стал нечеловеческий вопль, больше похожий на рев раненого медведя. С окружающих дорогу возвышенностей посыпался град камней, а вслед за ним из кустов показались какие-то волосатые чудовища с палицами в руках. Они с невероятной скоростью бежали к отряду, стараясь побыстрее вступить в рукопашную.
Но ветераны не дрогнули: без паники, слаженно и точно, они осыпали дикарей боевыми стрелами с широкими зазубренными лепестками наконечников. Волосатые человекообразные только взвыли и прибавили в беге. Один из них, похоже вождь, добежал первым и опрокинул ближнего коня вместе с всадником. Тогда гоплиты взялись за мечи. Словно проснувшись, Неоптолем с радостным криком обрушил свой огромный меч на голову одного из дикарей. Тот успел подставить палицу, но остро отточенное лезвие перерубило ее пополам, слегка ранив гептакомета.
