Над крюйт-камерами раскладывались артиллерийские принадлежности. Около выхода из крюйт-камер находилась каюта шкипера, где хранились парусина, тенты, парусные нитки, лини, свайки, молотки и другие судовые принадлежности. На нижней палубе, ближе к носовой части, жили матросы. Здесь же находились якорные клюзы. Для хранения ружей и холодного оружия было отведено специальное место перед бизань-мачтой.
В носовой части под баком находился камбуз. Во время плавания на верхней палубе имелись загородки и клетки для живности – кур, уток, гусей, свиней и телят, – которая скрашивала скудный матросский рацион. В самой корме располагалась капитанская каюта.
Пушки были установлены на лафеты и крепились к бортам талями и просмоленными канатами. Часть ядер укладывали рядом с пушкой в кранцах – кольцах из толстого троса, не позволявших ядрам раскатываться по палубе. Другая часть ядер хранилась в ящиках, установленных в трюме около грот-мачты.
Братья посмотрели туда, куда указывал да Силва. Три быстроходных судна размером поменьше, чем флейт, на всех парусах летели к «Сан-Криштовану». Это были самбуки
[65]
, разновидность дау. Их намерения не оставляли простора для толкования – на палубах судов толпились вооруженные люди, которые что-то кричали и размахивали руками.
– Приказывают остановиться, – угрюмо объяснил капитан.
– Кто это? – спросил Андрей.
– Алжирские пираты. Если мы не отобьемся… – Не закончив фразу, да Силва в отчаянии махнул рукой; впрочем, в дальнейших объяснениях не было нужды. – Спуститесь в трюм. Там будет безопасней.
Но Андрей и Яков лишь мрачно ухмыльнулись в ответ. Они уже увидели Потупу и Солодуху, которые несли им оружие.
– А что, хлопцы, гарная потеха намечается! – сказал Потупа, который просто лучился от удовольствия.
– Эгеж, – подтвердил Солодуха, широко улыбаясь.
Они устали от однообразия морского путешествия и теперь им хотелось немного размяться. В Константинополе Потупа недовольно бурчал: «Ото скилько тут этих басурман, аж руки чешутся. Но – не моги…»
Тем временем самбуки пиратов все сокращали и сокращали расстояние до флейта португальцев. «Сан-Криштован» прибавил в скорости, шел под всеми парусами, но все равно его мореходные качества проигрывали по сравнению с легкими пиратскими судами, узкими и стремительными как барракуды.
– Будем принимать бой, – нехотя сказал да Силва. – Уйти нам не удастся. Картечью – заряжа-ай! – скомандовал он во всю силу своих легких. – Попробуем ударить по парусам. Гляди, отстанут.
Флейт лег на другой галс и начал маневрировать – с таким расчетом, чтобы канониры могли как можно точнее нацелить на пиратские суда свои орудия и чтобы избежать ответного залпа. Впрочем, этого можно было не бояться – фальконеты алжирских пиратов были опасны только в том случае, когда самбукам удавалось приблизиться на пистолетный выстрел. Пушки флейта были большего калибра и стреляли дальше.
Первый же залп португальцев оказался весьма удачным. Один из самбуков мгновенно сбавил ход, а затем и вовсе остановился – шрапнель изорвала его паруса в клочья. Но два других пиратских судна упрямо шли на сближение, надеясь взять флейт на абордаж. Теперь они применили другую тактику – разлетелись в разные стороны, чтобы зажать судно португальцев в клещи с носа и кормы, где не было орудий.
Альваро да Силва метал громы и молнии, но ничего поделать не мог. Маневры тяжело груженого флейта выглядели неуклюжими на фоне стремительных перемещений пиратских судов. Наконец и фальконеты самбуков плюнули огнем. Больших повреждений флейту ядра пиратских пушек не нанесли, но матросы (в том числе и штурвальный), не привычные к морским сражения, в страхе попадали на палубу, тем самым оставив судно без защиты и управления.
Пока капитан, взбешенный бестолковостью и трусостью своих подчиненных, наводил порядок на верхней палубе, один из самбуков под прикрытием порохового дыма вплотную сблизился с флейтом, а вскоре абордажные крючья и «кошки» связали два судна намертво. Толпа смуглолицых алжирцев пестрым потоком хлынула на борт флейта, и завязалась жаркая схватка.
В Англию сыновья Полуботка взяли только Потупу и Солодуху – во избежание огласки. Этим двум бывалым казакам можно было довериться. Остальные сопровождающие – в основном пахолки черниговского полковника – вернулись на фелюке в днепровские плавни. И теперь, образовав смертоносное запорожское «коло» – спиной к спине, все четверо дрались с пиратами.
Не будь казаков, португальцы долго бы не продержались. Один вид пиратов мог устрашить кого угодно. Смуглые, обнаженные до пояса, в дикарских татуировках, увешанные амулетами, среди которых были и высушенные человеческие уши, они казались богобоязненным морякам исчадиями ада. От диких воплей пиратов впору было сойти с ума. И уж совсем страшными оказались кривые сабли алжирцев. Они походили на турецкие, но были длиннее и с более широкой и тяжелой елманью
[66]
. Даже массивными кутласами тяжело было сдержать удар пиратской абордажной сабли.
Однако длинные казацкие карабелы оказались гораздо проворней. Они разили наповал. Толпа пиратов отхлынула от казацкого «кола», как морская волна от гранитного утеса, оставив у ног путешественников гору трупов. Но морских разбойников больше поразило не потрясающее владение противником своим оружием, а то, с каким выражением на лицах они дрались.
Андрей и Яков улыбались и работали саблями будто играясь. Что касается Солодухи, так тот вообще хохотал в эйфории боя, а в перерывах между приступами смеха валил пиратов одного за другим, будто они были обычными снопами. Его карабела почти не соприкасалась с саблями пиратов; он наносил молниеносные разящие удары на замахе противника.
А виной всему был старый Потупа. Он очутился в своей стихии и сыпал шутками-прибаутками как горохом:
– Не горел, не болел, сразу околел… Иди сюда, иди, гаспид! Схороню тебя на могиле, чтобы волки выли. А ты куда?! Вишь, какой шустрый… Гех! Не ищи, дурень, смерти, она сама придет. Кто умер, тот до ямы, а кто живой – тот с нами. Чего приумолкли, чертовы дети! Солодуха, поддай жару, зажги! А то они что-то быстро начали тухнуть.
– А поддам, поддам… – Карабела Солодухи со свистом рассекла воздух, и раздался короткий предсмертный крик. – Ты глянь, оно еще и брыкается… Сто чертей тебе и серая свитка! Получи!
Как он заметил в круговерти жаркой схватки, что один из пиратов целится пистолем в Андрея (старший Полуботок был самым высоким из всех казаков и выделялся богатой одеждой, поэтому его приняли за главного), уму непостижимо. Достать пирата карабелой Солодуха уже не успевал, и ему оставалось единственное – закрыть Андрея своим телом. Грохнул выстрел, и Солодуха, обливаясь кровью из раны, упал. Пуля попала ему в живот.
