После смерти государя Екатерина выпустила малороссийских старшин на свободу. Многие из них были больны цингой, а генеральный писарь Семен Савич и бунчуковый товарищ Дмитрий Володьковский скончались. Но Данила Апостол своего добился. Ощущая неизбежность войны с Турцией, русское правительство пошло на некоторые уступки казацкой старшине и населению Левобережной Украины – лишь бы удержать их в составе империи. Ведь в будущей войне эта территория, благодаря своему географическому положению, должна была играть важную роль.
В начале 1726 года на заседании Верховного тайного совета России было принято решение – разрешить выборы гетмана. Государыня издала указ, что налоги из населения Левобережья собирать не в царскую казну, как раньше, а в малороссийскую военную сокровищницу; восстановили местные судебные органы, а в Малороссийской коллегии рассматривались только дела по апелляциям.
В воскресенье 1 октября 1727 года в городе Глухове – гетманской столице Левобережной Украины – властвовала торжественная приподнятость: казацкий совет должен был избрать нового гетмана. Утром войско во главе с бунчуковыми, сотенной и полковой старшиной, музыкантами собралось на площади и стало в круг. Торжественно, на серебряном блюде, покрытом красной тафтой, внесли грамоту царя Петра II
[132]
и казацкие клейноды – гетманскую булаву, хоругвь, бунчук и печать. Посреди площади уже стоял стол под красным сукном.
По одну сторону от него стали царский министр, тайный советник Федор Наумов, и казацкие полковники; по другую – казаки, которые несли клейноды. Наумов сообщил о разрешении правительства избрать гетмана Левобережной Украины и спросил у войска и старшины, кого они хотят видеть гетманом. «Миргородского полковника Апостола!» – был ответ. И еще дважды, как того требовала казацкая традиция, министр обращался к присутствующим с тем же вопросом. И слышал один ответ: «Данилу Апостола!..»
Тогда тайный советник обратился к миргородскому полковнику: «Его императорская величественность по свободным голосам именным своим указом жалует тебя в гетманы». Так новым гетманом Левобережной Украины стал Данила Апостол, которому к тому времени исполнилось 73 года.
Прошли годы, на престол вступила Екатерина II. Весной 1768 года в районе Черкасс вспыхнуло восстание, которое возглавил Максим, сын Василия Железняка. Громя польские вооруженные отряды и помещичьи имения, повстанцы-гайдамаки во главе с Максимом овладели Смолой, Каневом, Черкассами, Уманью и другими городами. Народ провозгласил Максима Железняка гетманом. Когда ему вручали клейноды, он вынул из ножен саблю, подаренную отцом, опустился на одно колено и поцеловал ее со словами: «Клянусь, батьку, что жизни своей не пожалею за нашу свободу!»
Говорят, что рядом с ним всегда видели старого казака-запорожца. Он опекал Максима Железняка, словно своего сына. Кто он и как его звали, народная молва осталась в неведении…
Осень 1728 года в землях Черниговского полка выдалась поистине золотой. Леса под пронзительно голубым небом блистали лакированным от росы багрянцем, солнце, по утрам немного сонное, а потому прохладное, к обеду просыпалось, разогревало свою печь, и к обеду все живое нежилось в его ласковых лучах, стараясь вобрать в себя побольше тепла перед грядущим зимним ненастьем. Речка Стрижень, несущая воды в Десну, к осени стала ýже (даже в устье ее ширина была не более десяти саженей) и изменила свой цвет – с темно-голубого на коричневато-черный. Поэтому палые листья, плывущие вниз по течению, особенно ярко выделялись на фоне воды, при тихом ветре напоминающей ожившее обсидиановое стекло.
По тракту вдоль Стрижня двигался большой посольский обоз. Куда он направлялся, никто из гайдамаков, затаившихся в лесных зарослях, не знал. Но это было не суть важно. Главное заключалось в том, что охрана у обоза была слабой, всего около двух десятков гвардейцев. А тяжело груженные и туго увязанные кибитки и колымаги сулили знатную добычу – посольские всегда везли с собой богатые дары.
За большим пнем-выворотнем притаился Василий. После того как Полуботок освободил его из темницы, Железняк больше не рискнул появиться на хуторе. Тем более, что его старательно искали, притом по велению гетмана. Не мог же Павел Леонтьевич признаться взбешенному побегом гайдамака Вельяминову, который намеревался устроить Василию допрос с пристрастием, что разбойник бежал не без его участия.
Так Василий и старый Мусий Гамалея стали изгоями, которым некуда было приклониться. Постепенно к ним начали присоединяться прежние товарищи – все по разным причинам – и снова образовалась ватага гайдамаков, которым нечего было терять.
Демко Легуша, который оставил Сечь и даже завел хозяйство, решил опять податься в гайдамаки из-за неразделенной любви; его зазноба, дочь сотника, выбрала себе жениха из старшинских сынков. Примкнул к ватаге и запорожец Иван Дзюба, на которого Кость Гордиенко, вновь переизбранный кошевым атаманом, смотрел косо и строил разные козни. Даже старый Тетеря плюнул на свои обязанности перевозчика и едва не слезно упросил Мусия не отказать ему в последней милости – чтобы он мог умереть не в постели, а в бою, как подобает настоящему казаку.
Годы шли, неуловимая ватага Мусия Гамалеи наводила страх не только на Правобережье, в Подолии, но и в Левобережной Украине, где совсем распоясались свои паны и подпанки. Но к лету 1728 года за гайдамаков всерьез взялись царские войска, и братчикам пришлось туго. Вскоре от их ватаги осталось всего ничего – около сорока человек. Остальные или погибли, или разбежались. Разбойный промысел дело свободное, здесь даже атаман не указ.
На обоз гайдамаки наткнулись совершенно случайно. Мусий уже подумывал о том, что вскоре наступит хлябь, осеннее ненастье, и пора искать надежное пристанище. Он вел братчиков в глухие леса, где был оборудован просторный зимник. Но такую удачу, которая сама шла в руки, гайдамаки упустить не могли. Решили взять обоз и как можно быстрее скрыться в лесах.
– Ну что, братчики, – сказал Гамалея, когда обоз приблизился на расстояние ружейного выстрела, – с богом! Демко, Иван, берите на прицел тех, кто впереди. Вечеря, Ширяй, бейте задних. Берем их в клещи. Пли!
Грянул залп, и прозрачный полуденный воздух заволокло пороховым дымом. Бросив бесполезные мушкеты, гайдамаки схватились за сабли, и началась беспощадная сеча. Оставшиеся в живых гвардейцы защищались с отменной стойкостью и отчаянностью обреченных. Это были добрые воины; за короткий промежуток времени они успели уложить пятерых братчиков. Но количественный перевес и внезапность нападения гайдамаков сделали свое дело.
Неожиданно послышался топот многочисленных копыт, и из-за поворота дороги выметнулся большой отряд драгун. Наверное, они тоже были в охранении посольского обоза, но по какой-то причине отстали. В новых синих кафтанах с отложными воротниками и обшлагами, в штанах из лосины, сапогах с раструбами и накладными шпорами драгуны казались ожившими кентаврами, так ловко они управляли своими огромными голштинскими жеребцами.
