– Подарить или продать? – Маркелов не удержался от ироничной ухмылки. – Так сказать, услуга за услугу.
– Ну зачем утрировать? Даже если и продать, то, поверьте мне, за совсем смешную цену. Человеческая жизнь значительно дороже всего на свете, тем более жизнь молодого и очень способного человека. Вам есть что терять в отличие от нас, стариков.
– И в чем смысл предложения?
– О, это уже совсем другой разговор! И он меня радует…
Полковник Дитрих подвинул свое кресло поближе к Алексею и заговорил доверительным, почти заговорщицким тоном:
– Поскольку за дезинформацию, которую вы передали в свой штаб, вас, если вы возвратитесь, по голове не погладят – расстрел или лагеря обеспечены, вы это знаете, – предлагаю вам продолжать работать на нас. Да, именно продолжать работать, как вы до сих пор поступали, не подозревая об этом. Нам стало известно, что скоро ожидается наступление русских, и, поверьте моему опыту, на этот раз немецкая армия возьмет реванш за все свои неудачи. Мы дошли до Москвы, но волей каких-то высших сил оказались здесь. Так почему история не может повториться? Почему капризной фортуне не обратить бы свой благосклонный взгляд и на Германию? Тем более что вермахт получил новое мощнейшее оружие, способное в одночасье склонить чашу весов военной удачи на сторону рейха.
Алексея обдало жаром, словно он приблизился к доменной печи. Шанс! Это шанс! Но как его использовать? Спокойно, парень, спокойно, не выдай себя…
Изобразив, настолько ему хватило артистического таланта, мучительные колебания, старший лейтенант ответил:
– Мне бы… подумать…
– Думайте, только не очень долго. Жду от вас положительный ответ. Запомните – только положительный! И не позднее шести часов вечера.
– Договорились. Но мне нужно видеть моих разведчиков. Они живы?
– Да, конечно.
– Надеюсь, ваше предложение относится не только ко мне?
– Ну, если вы сможете их уговорить…
– Я пока ничего не обещаю. Я… я не знаю.
– Это верно, это по-мужски. Дал слово – держи. А нет, значит, нет. Хольтиц!
– Да, господин полковник! – капитан вытянулся в струнку.
– Всех пленников в одну камеру.
– Слушаюсь!
После того как увели Маркелова, полковник Дитрих надолго задумался. Капитан Хольтиц почтительно молчал, внимательно наблюдая за выражением лица шефа.
– Вижу, Генрих, у тебя есть вопросы ко мне, – не меняя позы, тихо сказал Дитрих.
– Да, господин полковник.
– Ты хочешь спросить, поверил ли я этому русскому? Ах, Генрих… – Полковник отрешенно посмотрел на Хольтица. – Кому дано понять душу славянина? Я знаю, тебе хотелось бы применить особые методы допроса в надежде, что русский заговорит, откроет тайну кода и мы сможем провести радиоигру. Вздор, Генрих! Он не сказал пока ни да, ни нет. Это обнадеживает. Значит, этот русский – не фанатик. Великолепно! Похоже, он решил сыграть на нашем инструменте свою пьесу. Отлично! Дадим ему такую возможность.
– Но, господин полковник…
– Генрих, в данный момент ни он нам не нужен, ни его радиоигра. Время пошло уже не на недели и дни, а на часы. Наступление русских вот-вот грянет. Они уже готовы к этому. Остались лишь некоторые нюансы, которые по ходу пьесы выясняет русская фронтовая разведка. Всего лишь.
Заметив недоумение на лице Хольтица, полковник Дитрих снисходительно похлопал его по плечу.
– Настоящий контрразведчик должен всегда иметь в виду перспективу. Русская разведгруппа доложила в свой штаб все, что мы им разрешили увидеть. Думаю, что этого вполне достаточно, чтобы дезинформация сработала. Надобность в услугах русских разведчиков отпала, поскольку чересчур обильная информация и удивительная легкость, с которой ее добыли, может насторожить полковника Северилова. То, что группа исчезла, не вызовет особого беспокойства: уже седьмая по счету и более удачливая – все-таки кое-что прояснилось. Теперь для нас вопрос состоит только в том, чтобы надежно закрыть линию фронта для других русских разведгрупп и подтвердить информацию лейтенанта Маркелова. А вот по поводу этих русских разведчиков… – полковник Дитрих прошелся по комнате. – Понимаешь, Генрих, после спецобработки мы получаем искалеченное тело, а нам нужно заполучить искалеченную душу славянина. Вернее, не искалеченную, а исправленную в нужном для нас аспекте. Вот это и есть перспектива.
У Дитриха с Хольтицем сложились почти дружеские отношения (естественно, с поправкой на положение в военной иерархии). Нет, штандартенфюрер не испытывал к капитану каких-то особо теплых чувств. Отнюдь. Дитрих был чересчур рационален и недоверчив благодаря своей профессии.
Он не верил никому, в том числе и своей жене, которая регулярно писала ему душещипательные эпистолярные произведения в виде длиннющих писем, представляясь в них эдакой верной до гроба Брунгильдой
[29]
.
Штандартенфюрер взял Хольтица в свою команду и приблизил по расчету. То, что капитан был весьма умен и инициативен, не имело большого значения. Хороших специалистов по разведке в абвере (разваленного из-за старого хитреца Канариса
[30]
, затеявшего двойную игру) было пруд пруди.
(Дитрих всегда отдавал должное уму и коварству своего бывшего шефа. Но был зол на Канариса из-за того, что адмирал лишил его возможности продолжить работу в Южной Америке, в этом мирном и тихом тропическом раю, где штандартенфюрер создал хорошо законспирированную разведывательную сеть, и бросил на российское направление. Дитриху очень не хотелось окунаться в этот кипящий котел. Он был сыт европейскими проблемами еще со времен гражданской войны в Испании).
Хольтиц представлял собой большую ценность совсем по иной причине. Все дело заключалось в его отце, генерале фон Хольтице, который командовал немецким гарнизоном в Париже. У генерала были очень неплохие связи среди европейской аристократии, большей частью обитающей в нейтральных странах, куда их выгнала война. Особенно много представителей аристократических семейств осело в Швейцарии.
В отличие от простых немецких обывателей, и даже армейских чинов, Дитрих был весьма неплохо осведомлен о положении на фронтах – по долгу службы. Его иллюзии на предмет «тысячелетнего рейха» испарились в сорок первом году после разгрома немецких армий под Москвой.
