Нынешние дачные участки для богатых нарезаются в заповедных лесных зонах, возле самых чистых рек и озер. И размеры их куда больше, нежели в «застойные» времена. Иногда пять соток уходит только под здание, которое больше похоже на замок средневекового западноевропейского феодала, нежели на добротную русскую дачу.
Вспоминая слова Амброжея, Рей внимательно присматривался к остальным парням. Старшим группы был здоровенный бык по имени Федя. У него не было даже псевдонима. Федя, он и есть Федя, как не крути.
Рей недоумевал - зачем Быкасов назначил такого тупого хмыря командиром? Ведь даже неискушенному человеку было видно, что Федя никогда не нюхал пороху и не служил в армии; скорее всего, он отмазался от службы, заплатив энную сумму военкому или председателю врачебной комиссии.
Второй отзывался на кличку Шипр. Этот малый был большим любителем разных одеколонов. В первую ночевку Рей не выдержал ароматов, которые источал сонный Шипр, и, начиная с трех часов, до самого утра коротал время на улице, благо погода была изумительной, - проветривал легкие.
Утром Федя лично отобрал у Шипра все флаконы с одеколоном - три штуки! - и демонстративно выбросил их в мусорный бак. А затем молча поднес к его носу свой кулачище.
Весьма доходчивое внушение помогло, но с той поры Шипр ходил как в воду опущенный. Наверное, одеколон был для него моральным допингом.
Третьим был Тохта. Рей так и до сих пор и не знал, имя это или прозвище. Скорее всего, Тохта был азиатом только наполовину, но национальность его восточного предка не поддавалась точному определению. Он был молчалив, замкнут, и имел привычку долго медитировать - сидел, скрестив ноги, как неудачная копия сильно похудевшего Будды.
Четвертый был чисто русским богатырем: косая сажень в плечах, румянец во всю щеку, добрая, младенческая улыбка, не покидавшая его лицо ни во время бодрствования, ни во сне. Бабай (так его кликали) и впрямь напоминал былинного Илью Муромца - он мог проспать, сидя на печи, лет тридцать с небольшими перерывами для приема пищи.
В общем, отметил Рей про себя с тяжелым вздохом, команда подобралась еще та: один тупой, как сибирский валенок, другой спит на ходу, третий сам себе на уме…
- … Ты что, уснул!?
Рей даже шарахнулся от неожиданности в сторону. Задумавшись, он не слышал, как его позвал Федя. Тогда тот подошел к нему вплотную и рявкнул своим громоподобным басищем над самим ухом.
- Нет, не уснул, - зло ответил Рей. - Я оглох… от твоего рева.
- Гы-гы-гы… - заржал Федя. - Дико извиняюсь. Время, братан. Ваша с Громом смена. Поторопитесь. Кстати, где он?
- Угадай с двух раз.
- Мать твою!… - выругался Федя. - Опять сидит в сортире. Ну, бля…
Он подошел к биотуалету и сильно пнул ногой в дверь.
- Поносник, выходи! - разнесся зычный голос Феди по лесу.
Из-за двери раздалось невнятное бормотание, словно импортный унитаз обрел дар речи, и спустя несколько секунд из биотуалета пулей вылетел красный, как рак, Громушкин.
- Ты что там, онанизмом занимаешься!? - продолжал грохотать Федя. - Не дозовешься вас, бля!…
«Лишь бы день начинался и кончался тобой…», - совсем некстати вспомнил Рей слова некогда популярной песенки, засмеялся, и пошел в импровизированную казарму, чтобы взять хранившееся в металлическом шкафу оружие.
Приближался вечер.
Глава 8
Первую неделю все были заняты обустройством. Дежурство по даче несли только для своего же спокойствия.
Парни были в радостно приподнятом настроении. Им казалось, что они попали на курорт: отличная еда, свежий лесной воздух, запах разогретой на солнце живицы и небо в белых барашках редких тучек.
Семью Чвыкова привезли лишь в субботу, сразу после обеда. Встречали господ всем кагалом во главе с дворником, Петром Анисимовичем. Даже два сторожевых пса, овчарки Дамка и Акбар, мирно дремавшие в вольере после ночной смены, подали голос. Но лаяли они не зло, а весело и заискивающе.
Жена Чвыкова, молодящаяся дама лет сорока, была настоящей мегерой. Сначала она долго отчитывала за что-то водителя, потом начала пилить Петра Анисимовича - тоже непонятно по какой причине, а затем налетела на Федю, который торчал у нее на пути с широкой улыбкой хмельного дебила.
Рей стоял позади всех, стараясь быть как можно незаметней. Он даже ноги немного согнул, чтобы уменьшить рост. Будь у него такая сказочная возможность, в этот момент он с большим удовольствием влез бы в землю по самую макушку, чтобы выглядеть как старый пень.
В дочери Чвыкова он узнал ту самую девицу, которая всучила ему на ташкинском пляже свою визитку. Это была новость… Рея даже в пот бросило. Хорошо, что он так и не позвонил ей, хотя намеревался. Но все как-то было недосуг.
Представив себя на миг в качестве претендента на место зятя самого Чвыкова, Рей нервно хихикнул.
- Ты чего? - шепотом спросил Громушкин, который тоже не лез вперед.
- Да так…
- Не ври.
Хорошо зная Громушкина, Рей был уверен, что он не отцепится, пока не получит ответ на свой вопрос. Быстро покопавшись в памяти, Рей ответил:
- Анекдот вспомнил…
- Расскажи.
- Потом. Когда вернемся в нашу «казарму».
- Нет, давай сейчас.
- Ладно. Только, чур, громко не ржать.
- Заметано.
- Разговаривают две соседки: «Вы слышали, к нам приехал молдавский цирк лилипутов?». «Ай, не морочьте мне голову! Это к Фиме привезли на лето его внуков из Кишинева!»
Громушкина затрясло, словно в лихорадке. Схватившись за живот, он согнулся пополам и начал беззвучно хохотать.
- Что это с ним? - случайно обернувшись, удивленно спросил Федя.
В это время мадам Чвыкова переключила внимание на Тимофеевну - жену Петра Анисимовича. На нее она не наезжала, а что-то тихо и доверительно говорила на ухо - судя по выражению лица, на кого-то жаловалась.
Рей сделал невинное лицо и молча развел руками.
- Неужто опять!? - Федя щелкнул зубами как голодный волк. - Ей богу, утоплю этого засранца в сортире!
Он хотел еще что-то добавить, но тут поступила команда, и все мужчины начали дружно перетаскивать в здание какие-то вещи и пакеты с продуктами. Рей по-прежнему пас задних, стараясь не попадаться девушке на глаза.
Впрочем, она не обращала на телохранителей никакого внимания. Похоже, парни для нее были чем-то вроде мебели. Или - в лучшем случае - живыми болванчиками, послушными воле ее папочки.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - думал обескураженный Рей. - И что мне теперь делать? Может, пока не поздно, рвануть отсюда когти? Пеха ждет… Нет! Ни в коем случае! Подумают, что я испугался. Про остальных ладно, путь их, но вот в глазах Амброжея мне совсем не хочется выглядеть жалким трусом».
