Наверное, я не должен был так поступать, хотя бы по причине запоздалого милосердия – перед моим мысленным взором неотступно маячило тело последнего из ликвидаторов, которого я прикончил в спальне.
Похоже, в тот момент я просто обезумел – ни один человек в здравом уме не был способен на такое изуверство.
Уже когда я выехал за город, мне неожиданно стало дурно. Остановившись на обочине, я минут пять опорожнял желудок в траву на откосе.
Только в лесу я испытал некоторое облегчение. Про себя я дивился – что со мной стряслось, с каких это пор я стал таким впечатлительным?
Ведь я видел столько трупов, что, казалось, давно должен привыкнуть к подобным зрелищам.
Ан нет. Почему?
Бросив тело в озеро, я сел за руль и медленно выехал обратно на шоссе. Дорога была старой, заброшенной, и я предполагал, что труп найдут не скоро.
А если и найдут, то личность вряд ли установят – прежде чем отправить водителя боевиков на дно, я тщательно проверил содержимое его карманов.
Стемнело. Мощные фары "БМВ" кромсали темноту в лохмотья, заставляя встречные машины шарахаться к обочине. За опущенным стеклом одичавшими псами выли воздушные потоки – я держал скорость около ста пятидесяти километров в час. Врывающийся в кабину ветер студил раскрытую грудь, но в голове бурлило, как в перегретом котле.
Я снова спускался в преисподнюю, откуда всю свою сознательную жизнь пытался сбежать.
Опер
Я так и знал, что этот день добром не кончится.
Во-первых, с самого утра, когда я совершал свой обычный кросс на пять километров, мне перешел дорогу здоровенный черный кот. Он посмотрел на меня нехорошим взглядом и даже, как мне показалось, злобно ухмыльнулся.
Во-вторых, когда я уже принимал душ, маму прихватил очередной сердечный приступ, который, к счастью, закончился благополучно – естественно, после того, как она выпила все имеющиеся в квартире микстуры и наглоталась таблеток.
Ехать в больницу она отказалась наотрез, и это обстоятельство еще большеь добавило мне волнений. Почему старики такие упрямые!?
А в-третьих… даже стыдно признаваться – у меня в автобусе элементарно стибрили кошелек с последними деньгами. И я даже знал, кто именно. Что и вовсе выбило меня из колеи.
Кошелек стибрила юная миловидная девушка, которая из-за давки в автобусе буквально повисла на мне. Не скрою – такая близость с юным, и как мне показалось, невинным, созданием мне очень даже понравилась.
И пока я млел от вполне понятных любому мужчине чувств, она преспокорйна залезла во внутренний карман пиджака и изъяла мои кровные. Слава Богу, что эта девица сжалилась надо мной и не вытащила документы. Тогда точно хоть в петлю лезь…
Злой как черт я ввалился в наш с Баранкиным кабинет, где меня, само собой, ждал ворох всяких бумаженций, требующих кропотливой канцелярской работы, которую я ненавидел всеми фибрами души.
Но и здесь мне не повезло – Баранкина почему-то не оказалось на месте, так что даже отвести душу было не с кем.
Проторчав за письменным столом половину рабочего дня, я готов был повеситься. Однако и это еще не являлось последней каплей в переполненном горестями бокале бытия.
Она явилась мне в виде сияющей физиономии как всегда франтовато одетого Баранкина.
Сегодня на нем красовалась шикарная кожаная куртка с прибабахами в виде "молний", заклепок и надписей на английском языке типа "Остановись, чувиха, я твой", новые джинсы небесно-голубого цвета – ясное дело, фирменные – и замшевые ботинки с протекторами, как у грузовика. – Сидишь? – спросил Славка с видом явного превосходства.
Затем он осклабился и козырем прошелся по кабинету. Это чтобы я должным образом оценил его наряд.
– Сачкуешь? – ехидно поинтересовался я, делая вид, что ничего не заметил.
– С чего ты взял? – обиделся Баранкин. – Я уже полгорода успел обмотать.
– В поисках оригинальной помады для жены? – Да ну тебя… Он набурмосился и сел на свое место. – Не бери в голову. Я великодушно протянул ему пальмовую ветвь мира: – Сегодня я, Слава, не с той ноги встал.
– А я тут при чем? – все еще обижался Баранкин.
– Скажи спасибо фортуне, что тебя здесь утром не было.
– Уже говорю…
Разговоры о жене для Баранкина были самым больным местом.
Девка она была вроде неглупая и симпатичная, но иногда ей в голову шибала такая дурь, что все семейство во главе с важным папиком торопилось побыстрее найти пятый угол, чтобы спрятаться от ее вулканического темперамента.
Она запросто могла под влиянием мимолетной прихоти купить билет на самолет, чтобы потом позвонить Баранкину из ресторана, который находится в городе Сочи. Или завеяться на всю ночь на очередной девишник, не поставив в известность супруга.
Когда мы вместе попадали в одну компанию, я готов был ей голову отгрызть – как хорек глупой курице. Она иногда такое вытворяла, что можно было рехнуться. Или сгореть на месте со стыда.
Последним приколом супруженции Баранкина был мотоцикл, который купил ей безотказный папочка. Она примкнула к байкерам и часто по ночам, вместо того, чтобы греть в постели доброе Славкино сердце, носилась по дорогам в компании таких же придурков, как и сама.
В общем, суженая Баранкина была еще тем фруктом… – Так что ты там в клювике принес? – спросил я Славку.
Его раздирали противоречивые чувства: с одной стороны – обида, а с другой – какая-то важная новость, которая прямо-таки обжигала кончик его языка.
Что это было именно так, я совершенно не сомневался. За время совместной работы я успел изучить честную и несколько простоватую натуру Баранкина как свои пять пальцев.
– Откуда знаешь? – оживился он.
– От верблюда. Ты, наверное, забыл, с кем имеешь дело.
– Да уж – вылитый Шерлок Холмс… – с иронией буркнул Славка.
– Намекаешь? – Ага. Да все дубиной, да все по башке. – Шутник… – Какие тут могут быть шутки?
– Напрасно бочку на меня катишь, отрок. Между прочим, у нас с тобой процент раскрываемости едва ли не лучший по управлению.
– В теории. А на практике – ку-ку…
Я невесело улыбнулся.
– Кто виноват, что в нашей демократической стране такие либеральные по отношению к преступникам судьи?
– И законы с длинным дышлом, которым можно вертеть, как душе угодно, – с нескрываемой злостью в голосе подхватил мою мысль Баранкин. – Особенно если у тебя бабок валом. – Ладно, не заводись. Обо всем этом нами говорено-переговорено. – Лучше говорить, чем молчать в тряпочку.
– Наше дело простое: впряглись – и тянем. Куда денешься. А то ведь недолго допрыгаться и до ментовской "диалектики": всех на хрен; правых и виноватых – за "колючку", а самим – за собачий поводок и по периметру. Тогда полный ажур уж точно будет обеспечен.
