Я увидел перед собой сплетение каких-то железных конструкций и бетонную стену в ржавых подтеках. Стена была в трещинах, сквозь которые пробивались зеленые ростки каких-то растений.
Удивительно – я кричал, но мои уши слышали всего лишь слабый стон. Поразило меня и другое – я почему-то стоял, несмотря на свое беспамятное состояние.
И лишь окончательно стряхнув с себя оцепенение, я наконец понял, что нахожусь в цехе заброшенного завода и привязан к колонне крепкими веревками.
Через окна с битыми стеклами под самой крышей в помещение вливался неяркий сероватый свет, из чего я заключил, что теперь, скорее всего, раннее утро. На фоне окон мелькали молниеносные черные тени; это возвращались из ночной охоты летучие мыши.
Едва очнувшись, я сразу же вспомнил "Эмбиру" и дона Мануэля, свое падение в бездну и темень за окнами пулькерии.
Насколько я помнил, все случилось ночью, а потому маловероятно, что я был без сознания до вечера другого дня.
Неожиданно вспыхнул яркий свет, и мне поневоле пришлось зажмурить глаза.
– А-а, очухался, красавчик!
За этими словами последовал довольно чувствительный удар по печени, и я охнул. Свет погас – вернее, ушел в сторону – и передо мною возник уже знакомый мне толстяк в полосатых штанах.
Я рассмотрел его во всех деталях лишь спустя две-три секунды, когда глаза привыкли к нормальному освещению.
Да, это был толстяк, только теперь его сытая самодовольная рожа превратилась в маску ненависти. В руках он держал мощный электрический фонарь и внушительного вида тесак, поигрывая им со сноровкой, указывающей на недюжинное умение владеть этим, достаточно серьезным в руках профессионала, оружием.
Подсвеченный сбоку-снизу своим же фонарем, толстяк был похож на хорошо откормленную жабу. Его нижняя челюсть с многочисленными жировыми складками все время двигалась, словно он все время жевал, даже во время разговора. – Наконец-то, хев… хев… хев…
Он продолжил свои жевательные упражнения, обжигая меня злобным взглядом.
– Я уже заждался. Дон Мануэль немного переусердствовал с этим газом, чтобы тебя усыпить. – Нижняя челюсть толстяка задвигалась быстрее. – А я не хочу, чтобы ты умер быстро и безболезненно. Хев… хев… хев… – Оказывается, это он так смеялся.
– У меня к тебе, паскудник, – снова последовал удар, но уже в солнечное сплетение, – особый счет.
Теперь я ждал удара, а потому не почувствовал даже боли. Я стоял с отсутствующим видом, а внутри кипел – как я мог так по-глупому влипнуть?!
Ведь чувствовал, почти знал, что дон Мануэль готовит западню, – и поперся, словно молокосос. А больше всего меня злило, просто приводило в неистовство, что никто не узнает, как я кончил свои дни и где.
Никогда бы раньше не подумал, как это будет важно для меня. – Я с тебя сейчас шкуру спущу, гринго, – злобствовал толстяк, пытаясь меня запугать.
Видно, ему очень хотелось, чтобы я просил пощады.
– И раны перцем посыплю…
– Кончай с ним поскорее, Родриго, какого дьявола! – раздался грубый недовольный голос.
В поле моего зрения появились еще двое: низкорослый мулат с красным платком на шее и белый, судя по длинным прямым волосам цвета вороньего крыла и широким скулам, с малой примесью индейской крови. Так что его можно было отнести к метисам.
Говорил мулат. – Не-ет, брат Диего, ты меня не торопи. Я должен за искалеченную руку отплатить сполна.
Он ткнул мне едва не в лицо забинтованную ладонь левой руки.
– Я пообещал дону Мануэлю, что он получит не только кошелек этого гринго, но и в придачу пять тысяч крузейро, если доставит его сюда. Имею я право на свои кровные поразвлекаться, как хочу?! – Имеешь, имеешь, – успокоил его мулат, закуривая. От него несло потом и прогорклым рыбьим жиром.
– И все же долго не тяни, – сказал мулат. – Через три часа у нас встреча, там мылятся хорошие деньги, не забывай об этом. Как раз и вернешь то, что должен дону Мануэлю. – Начинай, – поддержал Диего и метис.
Мне уже приходилось встречаться с такими, как он. У многих метисов жестокость в крови. Все дело в том, чьи гены преобладают: белого человека или индейца.
В предвкушении "зрелища" метис уселся на железную бочку из-под бензина, судя по надписи.
– Я так давно не был в цирке… ху-ху-ху! Он неожиданно утробно рассмеялся – будто где-то под крышей заухал филин. – Слушаю и повинуюсь, брат Жозе!
Родриго картинно раскланялся, повернулся ко мне и рванул ворот рубахи, чтобы обнажить меня до пояса.
И застыл, выпучив глаза.
Что это с ним? – подумал я, наблюдая, как изменилось лицо толстяка. Он вдруг позеленел, а во взгляде промелькнул такой ужас, будто толстяк увидел свою смерть.
– Это… это к-как… Откуда?! – наконец прорвало его.
– Что там такое, Родриго? – всполошился мулат и подошел поближе.
За ним, нехотя оторвав зад от не очень удобного, но все же сиденья, последовал и Жозе.
– Т-талисман! – вскричал Родриго, тыкая пальцем мне в грудь.
– Дьявол! – присмотревшись, отшатнулся Диего. – Не может быть! – Спросите у него, – посоветовал Жозе. Он был взволнован не меньше своих приятелей. – Где ты взял талисман… г-гринго? – спросил меня Родриго.
Но уже с льстивым выражением на лице. Да, это был великий актер… – Украл, наверное… – пробормотал чуть слышно Диего.
Но под взглядом Жозе, который, похоже, и был главным в этой зловещей компашке, виновато отступил назад.
Теперь я понял, что их так удивило и встревожило: талисман Марио.
Я никогда его прежде не надевал, носил в кармане. Но, улетая в Южную Америку, решил взять с собой и нацепил на шею, под рубаху.
С той поры, как я его получил, мне везло. А возможно, я просто внушил себе, что талисман обладал магическими свойствами.
Но, как бы там ни было, я стал все больше и больше привязываться к этому куску кожи на гайтане, к которому серебряной проволокой был прикреплен красный камешек, клык какого-то зверя и крохотное перышко неизвестной мне птички.
И я решил сыграть свою партию – грех было упустить такой благоприятный момент.
– Ты думаешь, такие талисманы на дороге валяются? – насмешливо спросил я и жестко посмотрел на Жозе. – Все, баста. Пошутили и будет. Развяжите меня.
Они смешались.
Я не думал, что эти ублюдки поверили мне до конца. Но, похоже, талисман и впрямь обладал неведомой и страшной силой, если даже темнокожий Диего побледнел, а из мрачных глаз метиса испарилась кровожадность.
– Братство Божественного Красного Ягуара… – пролепетал вконец растерявший свою кровожадность и наглость толстяк. Он даже пошатнулся, на миг потеряв ориентацию в пространстве.
