Поэтому он лишь напомнил о своей неограниченной власти во время военных действий, что, конечно же, не удовлетворило желтоглазого старца. Но ведая, чем может кончиться сейчас его упрямство, глава старейшин сделал вид, что смирился. И это очень встревожило вождя – он хорошо знал хитрый и коварный нрав старейшины. Когда-то старец помог Марсагету стать вождем племени, и вождь отчетливо представлял последствия размолвки с ним… Но делать было нечего, выбирать не приходилось, и Марсагет решительно отмел все сомнения и колебания, хотя и осознавал всю сложность борьбы за устойчивость позиций, занимаемых им до сих пор.
Ночи тоже не приносили желанного покоя. И в эту ночь Марсагет проворочался на ложе до самого утра каждой мышцей тела ощущая непривычную жесткость постели, которая казалась ему чужой, постылой. Мысли толпились в голове, словно табуны на водопое. Наконец вождь не выдержал испытания бессонницей и вышел во двор.
Утренняя заря окрасила полнеба в пурпурные тона. Где-то за валами, в степи, перекликались пастухи, угоняя стада на пастбища – теперь животных ночью держали поближе к Старому Городу. Сменилась ночная стража, и дружинники толпой направились в ворота акрополя, где под навесом их ждал сытный завтрак. Три рабыни, непринужденно болтая о своих женских делах, несли воинам кувшины с оксюгалой; завидев вождя – простоволосого, в ночных одеждах – смутились и робко пробормотали приветствие. Сторожевые псы грызлись на помойке из-за потрохов, выброшенных кухарками, в загоне хрустели травой лошади, между ними торопливо сновали конюхи, приводя в порядок своих подопечных.
Утренняя прохлада освежила вождя, и он было направился к себе в опочивальню, чтобы одеться, как вдруг громкие возгласы у ворот заставили его остановиться. Послышался звонкий топот копыт и к Марсагету подлетел Меченый. Соскочив с коня, он торопливо подошел к вождю.
– Марсагет, да хранит тебя Священная Табити, есть новости!
– Пусть боги будут к тебе благосклонны, – поприветствовал его вождь. – Рассказывай.
– Возвратились воины Тимна. И не впустую – двух языгов
[41]
захватили.
– Языгов? – переспросил Марсагет, встрепенувшись в радостном возбуждении. – Молодец.
Тимн! Где они?
– У ворот акрополя. Ждут твоих приказаний.
– Давай их сюда! Я сейчас оденусь…
Привели захваченных в плен языгов. Один из них, невысокого роста, с загорелым безусым лицом, поддерживал под руку второго, широкоплечего и бородатого, чей короткий окровавленный плащ свидетельствовал о том, что он получил ранение во время схватки. Крепкий панцирь бородатого воина из воловьей кожи был пробит в двух местах, откуда все еще сочилась кровь, несмотря на то, что раны тщательно перевязали – видимо, сказалась дальняя дорога в седле. Марсагет в пурпурном плаще и высокой конусообразной войлочной шапке, служившей знаком принадлежности ее хозяина к могущественному племени басилидов (из него вышли все вожди, военачальники и старейшины сколотов – племени, первым царем которого был легендарный.
Сколопит), стоял у порога, держа в правой руке священный жезл. Внимательно рассмотрев пленников, вождь остановил взгляд на безусом воине; повинуясь знаку Меченого, его подтолкнули поближе к Марсагету.
– Кто вождь вашего племени? – спросил Марсагет у пленника.
Тот кинул в его сторону взгляд, полный непримиримой ненависти, и отвернулся, ничего не ответив, только крепче сжав обветренные губы.
– Не хочешь говорить? – Марсагет хищно прищурил глаза. – Послушай, языг, ты еще молод и многого не знаешь. У меня есть способ заставить тебя разговориться. Но только после этого ты пойдешь на жертвенный костер Вайу
[42]
. Я тебе сохраню жизнь, языг, если ты ответишь на все мои вопросы честно, без утайки. Даю тебе в этом мое слово.
– Я не трус и не изменник, – презрительно улыбнувшись, ответил языг высоким грудным голосом и смело посмотрел в глаза вождю.
Марсагет грозно нахмурился, сделал шаг вперед, как бы намереваясь тут же расправиться с непокорным пленником. Но, поостыв, снова обратился к нему:
– Я не сомневаюсь в твоих словах, языг. Все мы – сколоты и сарматы – дети одного отца.
Таргитая, который дал нам мужественное сердце. И поверь, мне больно смотреть на то, что братья встречаются не на пиру, а на поле брани. Но не мы пришли к вам, и не кони сколотов топчут ваши степи. Вы явились к нам с мечом в руках, чтобы забрать то, что вам не принадлежит. Вас много, мы это знаем, и в этом ваше преимущество. Но земли наших дедов и отцов мы не отдадим без боя, языг. Пусть прольются реки крови, но первой каплей в них будет твоя. Приступайте! – приказал вождь дружинникам.
– Остановись, вождь, заклинаю тебя! – бородатый языг вырвался из рук воинов и упал на колени перед Марсагетом. – Я все расскажу! Сохрани нам жизнь.
– Замолчи! – рванулся к нему товарищ, но вовремя схваченный за руки, принялся яростно выкрикивать проклятья.
– Уведите! – указал вождь на безусого.
– Нет! Не-е-ет! Не говори! – кричал тот.
Когда отчаянно упирающегося языга увели в одну из комнат дома, Марсагет обратился к бородатому пленнику:
– Ну что же, рассказывай.
– Вождь, дай слово, что мы останемся жить!
– Я уже сказал.
– Хорошо, я тебе верю, вождь. Я все скажу. Спрашивай.
– Кто ваш военачальник?
– Дамас – вождь племени.
– Только ваше племя идет на нас?
– Нет. С нами отряды роксолан* и аорсов*.
– Значит, вы объединились?
– Да. Царь Гатал прислал к нам три зимы назад послов, и с этих пор он наш владыка – так решили наши вожди и царь Завтинос.
– Племена сираков* и аланов* тоже с вами?
(* Роксоланы, аорсы, сираки, аланы – сарматские племена.)
– Нет. Их вожди отказались вступить в наш союз…
Когда допрос пленного закончился, дружинники привели второго языга.
– Развяжите его, – приказал Марсагет, завидев веревки на руках безусого.
Приказ был тут же исполнен, и молодой языг принялся растирать онемевшие руки, безучастный к окружающим. И только высоко вздымающаяся при каждом вдохе грудь, да легкий нервный тик, крививший искусанные до крови губы, выдавали его истинное состояние.
– Вы оба свободны, – обратился к пленникам Марсагет. – Можете оставаться у нас: получите наделы земли и жен. Если не желаете – идите на все четыре стороны, я вас не держу.
До безусого языга только теперь дошел смысл происходящего. Вперив горящий взор в товарища, он охрипшим голосом выдавил из себя:
