У самого берега, на широкой песчаной косе толпились празднично одетые подданные царя Гатала, коротая время в разговорах. Здесь собрался народ победнее, не то, что возле юрты царя, где его приближенные и старейшины старались перещеголять друг друга богато украшенным золотом и драгоценными камнями оружием и расшитыми золотыми и серебряными нитями одеждами. Лишь изредка среди толпы на берегу мелькали холодной синевой дорогие железные панцири, подпоясанные тонкой металлической лентой-поясом, или посверкивали желтыми искрами добытые в воровских набегах и на полях битв у эллинов бронзовые шлемы, чтобы тут же раствориться в серо- коричневом потоке защитного облачения местного изготовления. Простые, но необычно прочные панцири из толстенной воловьей кожи, панцири из пластин, нарезанных из лошадиных копыт и нашитых на кожу тонкой выделки наподобие змеиной чешуи, старинные панцири из маленьких чешуек полированного рога, прикрепленных к полотняной рубахе с длинными рукавами, напоминающие своим видом оперение птиц, – все это многообразие воинского снаряжения шуршало, звенело, скрипело, заглушая неумолчный шум прибоя и быстрый гортанный говор его владельцев.
Отдельной группкой держались молодые девушки-сарматки, одетые в доспехи, отличающиеся от защитного облачения воинов-мужчин более нарядной отделкой в виде нашитого на одежду бисера и разноцветных бусинок из агата, хрусталя, халцедона и янтаря. Многие на запястьях носили браслеты-обереги из бронзы и меди, изредка – золотые. Длинные волосы воительниц были подобраны, скручены в узел и запрятаны под конусообразные шлемы из многослойной кожи или невысокие яйцеобразные войлочные шапочки, украшенные вышивкой, изображающей солнцеликое божество, которому поклонялось племя роксолан.
Рядом с ними толпились и неженатые юноши племени, бросая пылкие взгляды на своих избранниц, но не решаясь вступить в разговор: суровые амазонки тут же пресекали такие попытки со стороны менее сдержанных мужчин, свято соблюдая закон предков: пока девушка не одержит победу в бою и не украсит скальпом врага уздечку коня, она не имеет права выйти замуж. Только после этого подвига, совершив обряд жертвоприношения солнцеликому божеству, молодая сарматка снимала воинское облачение и уже больше не садилась на коня и не участвовала в походах, становилась рачительной женой, хозяйкой домашнего очага.
На небольшой возвышенности суетились слуги царя, заканчивая последние приготовления к предстоящему пиршеству. Уже закипала вода в котлах, и пастухи пригнали с пастбища лошадиный молодняк, самых жирных баранов и хорошо упитанных бычков, предназначенных к закланию; уже главный виночерпий царя, охрипший от указаний, начал пинками подгонять помощников рангом пониже, и царский повар почти бегом рыскал среди костров, старательно осматривая нанизанную на вертела битую дичь, готовясь в только ему известный момент дать указание ставить все это на огонь; уже и воинская дружина царя собралась в полном составе во главе с военачальниками; а царь Гатал все не выходил из юрты.
Недоумевающие приближенные пытались узнать причину странного поведения повелителя у начальника телохранителей – только он один имел право входить к царю в любое время дня и ночи, – но тот упорно отмалчивался, всем видом давая понять, что в юрте происходит нечто необычное, чего он не имеет права разглашать. Это еще больше подогревало любопытство собравшейся знати, и сдержанный шепоток постепенно превращался в глухой гул, напоминающий жужжание пчелиного роя.
Гатал неторопливо мерил юрту шагами. Его грубоватое, обветренное лицо, обрамленное коротко подстриженной русой бородкой, хмурилось. Он сосредоточенно размышлял…
С давних пор царю роксолан не давали покоя богатства его соседей – сколотов, ведущих большую торговлю с Ольвией
[45]
, Херсонесом и Танаисом
[46]
. Обширные пастбища с несметными стадами в степях между реками Борисфеном и Сиргисом, жирный чернозем на берегах Танаиса и в устье Борисфена, где колосилась ядреная пшеница, – все это превращалось в вожделенное золото, оседая в сокровищницах вождей сколотов. И в то же время сильные воинственные племена сармат довольствовались давно оскудевшими угодьями в выжженной яростным солнцем степи между реками Ахардеем
[47]
и Араксом
[48]
.
Предки царя Гатала – отец Мидосанк и мать, царица Амага – увели часть племени роксолан с гиблых полупустынных мест к побережью Понта Евксинского, где с согласия правивших тогда царей племени паралатов им были выделены земельные угодья. Но вскоре разросшемуся племени роксолан их границы стали тесны, и тогда боевые дружины сармат стали совершать набеги на соседей – эллинов-колонистов и сколотов. От былой дружбы и добрососедства остались только воспоминания; отношения между племенами стали натянутыми и не сулили ничего хорошего ни одной из сторон. Постепенно и другие племенные союзы сармат – аорсы, языги и сираки – стали все чаще тревожить набегами земли сколотов, перешли Танаис и добрались до реки Сиргис, сокрушая по пути ослабевшие из-за междоусобиц племена сколотов. Казалось, что этому неудержимому напору сколотам уже нечего противопоставить, и сильные дружины сармат закончат свой победный поход на берегах Меотиды и Понта Евксинского. Но совершенно неожиданно в степях Таврики появилась сила, способная остановить их. Сила, с которой начали считаться даже надменные цари Боспора
[49]
, – боевые дружины царя Скилура, объединившего разрозненные племена сколотов в единое государство.
Царь Гатал заскрипел зубами от злости, вспомнив события далеких дней. Тогда к его матери, царице Амаге, лично управлявшей племенем роксолан, так как царь Мидосанк, ее муж и отец Гатала, сутками пьянствовал и развлекался с наложницами, прибыли послы херсонеситов, чтобы просить у нее заступничества от бесчинств сколотов, грабивших дома колонистов, угонявших скот, сжигавших посевы и нередко осаждавших даже Херсонес, и требующих непомерной дани. Богатые дары, преподнесенные царице херсонеситами, послужили наиболее веским доводом в их просьбах, и Амага, не мешкая, отправила послов в город Хабеи, в те времена столицу царя сколотов, с настоятельной просьбой оставить ее друзей-херсонеситов в покое.
Но, уверенный в собственных силах, царь смеялся над посланниками царицы Амаги, даже не удостоив посольство сармат, согласно обычаю, приглашением разделить с ним трапезу. Взбешенная царица сама возглавила отряд в сто двадцать сильнейших дружинников; среди них был и ее сын Гатал, к тому времени, несмотря на молодость, известный своим мужеством и силой воли воин. По три запасных коня дала царица из своего табуна отборным гиппотоксотам. Загоняя до смерти скакунов, сарматы за сутки проскакали тысячу двести стадий
[50]
и на рассвете, перебив стражу у ворот, ворвались в Хабеи. Сокрушая на пути малочисленных и напуганных их внезапным появлением дружинников и телохранителей царя (им в страхе привиделось несметное количество сармат), отряд во главе с царицей Амагой захватил акрополь, где после буйного пиршества отдыхал царь с семейством и приближенными. Амага собственноручно отрубила головы повелителю сколотов и его брату, а ее воины казнили почти всех знатных пилофириков
[51]
, прятавшихся в строениях акрополя. Почти всех…
