Пусто. Лишь вдалеке, у самого горизонта, Тимн заметил быстро передвигающиеся точки.
Присмотревшись, узнал диких лошадей-тарпанов. Что их напугало? Прикинул, откуда бежит табун, начал всматриваться в ту сторону. Вроде все спокойно, но почему там кружит воронье?
Тимн знал, что неподалеку находится один из тайных передовых дозоров. Тщательно укрытые в неглубокой балке лошади дозорных сколотов не были видны даже с холма, где находился Тимн. Там же была и большая куча хвороста для сигнального огня, хорошо замаскированная травой. Кузнец долго раздумывал – показаться или нет на глаза дозорным? – но переборол в себе чувство неуверенности и даже боязни перед будущим, неотвратимо приближавшимся с каждым шагом его скакуна в сторону Старого Города, и тронул поводья, направляя коня к балке. На худой конец, решил Тимн, передам весточку жене и детям, а также Марсагету и повременю с возвращением.
Дозорные его не выдадут – там такая же голытьба, как и он сам.
Неожиданно кузнец рывком натянул поводья – несколько хрупких березок прежде скрывали от его взгляда нечто такое, что теперь заставило бывалого следопыта насторожиться. Высокая, выгоревшая на солнце трава невдалеке от балки шевелилась как-то странно, не в такт с легкими порывами ветра. Стараясь понять причину этого явления, кузнец какое-то время пристально наблюдал за окрестностями балки. Затем, приняв решение, спешился, уложил коня возле березок, не забыв при этом привязать его, потому что чужой скакун еще не признавал Тимна за хозяина и мог просто-напросто сбежать, и нырнул в траву у подножия холма.
Кузнец торопился. Он ящерицей скользил среди травы, изредка останавливаясь, чтобы осмотреться и прислушаться. Озабоченно хмурясь, Тимн вглядывался в просветы между стеблями сухого ковыля, не решаясь окликнуть дозорных: смутные подозрения тяготили его и призывали к осторожности.
Приглушенные крики, звон акинаков, затем предсмертный вопль вдруг прозвучали в балке. «Эх, не успел!» – уткнулся кузнец в землю и едва не застонал от собственного бессилия и нерасторопности: нечто подобное он подозревал с самого начала.
– Эгей! Черный Лис! Ты живой? – негромко спросил чей-то хриплый голос.
– Живой… – ответил кто-то, не таясь и не понижая голоса.
– Уф-ф… – отдуваясь и с подозрением посматривая по сторонам, из балки вылез бородатый человек с серьгой в ухе.
– Что там, Кабан? – голос первого.
– Порядок. Чисто сработали, – ответил тот.
– Скачи к хозяину. Путь свободен, – снова хриплый голос.
– Почему я? – окрысился бородач с серьгой. – Отдохнуть не дают… Не поеду!
– Ладно. Как хочешь. Останетесь здесь вдвоем, – присоединился к нему еще один, одетый в звериные шкуры мехом наружу.
– Другое дело, Одинокий Волк, – осклабился Ка- бан. – Привезите вина.
– Хорошо…
Одинокий Волк вместе с остальными подручными пошел к перелеску.
Тимн лежал недолго: прислушиваясь к негромкой беседе в балке, он осторожно подполз поближе и, приподнявшись, посмотрел вниз. Мертвые дозорные лежали там, где их застали врасплох вражеские лазутчики. А те, посмеиваясь, собирали оружие убитых и делили между собой нехитрое имущество сколотов. Осмотревшись еще раз по сторонам, Тимн поднял лук, достал из колчана стрелу, прицелился. Загудела отпущенная тетива, и один из лазутчиков, вытаращив стекленеющие глаза, рухнул на землю. Второй, взвизгнув, как смертельно раненный заяц, огромными прыжками понесся по дну балки. Но убежать далеко не успел: следующая стрела воткнулась ему под левую лопатку…
Огонь охватил кучу сушняка в мгновение ока. Тимн, не оглядываясь, припустил бегом к своему скакуну. Приладив к седлу оружие соплеменников и бандитов, кузнец поскакал к лесу. Дымный столб поднялся к грозовому небу.
Остолбеневшие от суеверного ужаса лазутчики, возвращавшиеся во главе передового отряда сармат, даже не пытались молить о снисхождении, когда военачальник-аорс в ярости хлестал их боевой нагайкой со свинцовым наконечником. Замысел внезапного нападения на Атейополилс не удался. Но Дамаса это уже не могло остановить.
Первая стычка для сколотов закончилась удачно: военачальник одного из отрядов Дамаса позарился на небольшое стадо овец, в спешке потерянное пастухами, и попал в засаду. Спастись удалось немногим. Сколоты врагов не щадили и в плен не брали – лишние едоки им были ни к чему. Разъяренный Дамас, выслушав донесение военачальника, спасшегося только благодаря замечательной резвости скакуна, ни слова не говоря, проткнул неудачника мечом и, не оглядываясь, ускакал вперед, туда, где сотрясала земную твердь железная поступь тяжелой конницы сармат.
Войска встретились в двух днях пути от Старого Города. Это место было заранее облюбовано Марсагетом, на этот раз изменившего обычной тактике боя сколотов из-за малочисленности своих отрядов. Поле предстоящего боя бугрилось невысокими холмами, кое-где зеленели маленькие рощицы, темнели провалы оврагов. Марсагет надеялся, что тяжелая конница сармат на такой пересеченной местности потеряет свое преимущество.
Время уже было вечернее, когда обе противоборствующие стороны сблизились. Из-за позднего часа боевые действия были отложены до утра, и только самые нетерпеливые воины показывали свою удаль в коротких жарких поединках один на один. И с той и с другой стороны запылали костры, готовились в ночной дозор боевые охранения, воины приводили в порядок оружие и амуницию.
Абарис, сгорая от возбуждения, пожирал глазами сражающихся удальцов, с визгом и криками носившихся в степи. Меченый стоял рядом с юношей, посмеиваясь при виде порывов своего воспитанника вопреки запрету Марсагета принять участие в поединках. Но вскоре он начал хмуриться, горяча жеребца: широкоплечий языг в дорогом панцире праздновал уже вторую победу.
Вот он снова пустил коня в галоп, и тяжелое длинное копье воткнулось в грудь сколота с такой силой, что того словно ветром сдуло с седла, и он затих на земле, кровеня траву.
– И-и-еа-ах! – дикий вопль Меченого заставил вздыбиться жеребца Абариса; рванув поводья, ста- рый воин наметом поскакал вперед, где языг с хохотом показывал обозленным донельзя сколотам голову их товарища.
– Куда! Назад! Меченый, стой! – закричал Марсагет, в это время беседовавший неподалеку с Радамасевсом.
Но старый воин, видимо, уже ничего не слышал; да и возвратиться мешали гордость и ненависть к врагам, клокотавшие в груди.
Языг заметил Меченого и припустил ему навстречу. Три победы заставили его забыть об осторожности, хотя он и видел, что новый противник, не в пример первым, принадлежит к знати: боевой конь Меченого хороших кровей и дорогое оружие, которые не по карману простому воину, указывали на это.
На этот раз языг встретил достойного противника: копье пронзило пустоту, потому что Меченый молниеносно нырнул под брюхо жеребца, а затем, снова забравшись в седло, метнул дротик. Языга спасла надетая под панцирь кольчуга: дротик пробил панцирь и слегка оцарапал тело, разорвав несколько колец железной рубашки. Разозленный неудачей языг повернул коня и, поправив копье, из-за большой длины и приличного веса крепившееся ремнями к шее и крупу жеребца, снова поскакал навстречу Меченому. Тот снова увернулся от смертоносного острия, бросив коня в сторону, и с размаху рубанул мечом по древку копья. Отбросив обломки копья, языг выхватил меч и попытался достать Меченого, который кружил вокруг него, раз за разом поднимая коня на дыбы.
