Тимн, ползком подобравшийся почти вплотную к кострам, едва не задохнулся от радости, узнав.
Меченого. И уже не таясь, поднялся на ноги и быстрым шагом направился к сколотам.
– Стой! – раздался оклик дозорного.
– Свои, свои! – закричал Тимн, и его тут же окружили воины.
– Тимн?! – Меченый даже вздрогнул от неожиданности при виде оборванного и заросшего кузнеца. – Живой?
– Как видишь… – улыбался тот, отвечая на приветствия воинов; среди них было немало и его друзей.
За завтраком Тимн рассказал о своих похождениях, присовокупив к рассказу боевые трофеи. Меченый, в свою очередь, поведал разведчику сколотов о последних событиях в Атейополисе и планах отряда.
– …Вот только их нужно где-то пристроить на время, – вздохнул Меченый, озабоченно посмотрев на раненых воинов. – В лесу не оставишь – очень похолодало, а надежного убежища с крышей над головой вблизи нет. И с собой их не возьмешь – обуза в бою…
– Будет им крыша над головой и место скрытное, – весело подмигнул ему Тимн.
Впервые за столько дней он отдыхал душой и телом. Развалившись на дубовых ветках, кузнец блаженствовал: наконец он обрел товарищей, узнал, что жена и дети живы-здоровы. Даже промелькнувшая мысль о сборщике податей не омрачила радужного настроения Тимна: все образуется, все будет хорошо, почему-то думал он, Великая Табити милостива…
– Да ну? – искренне удивился Меченый. – Где же это?
– А здесь, неподалеку. Вели воинам собираться…
Стрела высунула свое смертоносное жало сквозь плотный занавес из желтеющих листьев и плавно нащупала нужную точку в пространстве; тугая тетива подрагивала, готовясь метнуть ее в цель…
Медведь прыгнул бесшумно с легкостью и силой рыси на одного из своих подручных, осмелилившегося нарушить приказ Одинокого Волка – взять Тимна живым. Они все-таки догнали разведчика сколотов, но слишком поздно – появление отряда Меченого спутало все замыслы.
– Ты что, совсем сбрендил!?.. Получи! – зашипел Медведь; сломав крепкое древко стрелы, словно соломинку, он с размаху опустил кулак на голову бандита.
Тот охнул и грохнулся навзничь. Медведь сжал ему горло своими лапищами и с видимым сожалением отпустил только тогда, когда тот захрипел, забил ногами.
– Все, уходим… – обернулся Медведь к остальным, безучастно наблюдавшим за происходящим. – Не успели… Ладно, еще встретимся с ним на узкой тропинке…
И, не оглядываясь, шагнул в заросли.
Хижина Авезельмиса пустовала. Было видно, что хозяин давно покинул свою обитель, пепел в очаге потускнел, кострище около шалаша чернело разбросанными угольками и рыхлой, сырой от росы золой. Тимн, озабоченно хмурясь, внимательно осмотрел поляну: на ней валялись стрелы бандитов и кое-где еще виднелись темно-бурые пятна засохшей крови. Судя по всему, здесь шла жестокая схатка. Но где Авезельмис, жив ли он? Только когда воины обнаружили в яру полуобгоревшие останки бандитов, изгрызенные лесным зверьем, Тимн облегченно вздохнул: кажется, среди мертвых Авезельмиса нет…
На сборы ушло немного времени, и, оставив раненых в хижине Авезельмиса, отряд Меченого двинулся в обратный путь, к Старому Городу – сколоты рвались в бой…
Большой отряд, поднимая клубы пыли, скакал по степи. Немногословные воины племени траспиев – лучшие из лучших, закаленные в боях и походах бойцы шли на выручку Марсагету. Впереди, горяча коней, скакали военачальники; среди них был и Абарис.
Сына Опии вождь траспиев встретил радушно. По случаю прибытия посольства пировали почти сутки без передышки. Богатые дары Марсагета вождю племени не оставили его равнодушным к настоятельной просьбе сколотов о помощи. Так, по крайней мере, он уверял Абариса. Но, невзирая на нетерпение юного сына вождя сколотов, отряд воинов выделить не торопился. И на то были довольно веские причины.
Царь Понта Фарнак I не зря считался одним из самых умных и коварных властелинов своего времени. Он понимал, что рано или поздно сколоты обратятся за помощью к племенам траспиев, с которыми их связывали не только кровные узы и в какой-то мере общность религий, но и сложившиеся традиции взаимопомощи, так как легендарным прародителем траспиев был Арпоксай, брат родоначальника сколотов Колаксая. Не нужно было, конечно, большого ума, чтобы понять эту непреложную истину в отношениях племенных союзов трас-пиев и сколотов, не раз на протяжении своей многовековой истории сражавшихся бок о бок против общих врагов. Но нужно было обладать дипломатическим талантом и проницательностью царя Понта, чтобы вовремя отвлечь траспиев на решение собственных вопросов – они для них были, естественно, важнее, чем беды сколотов. Речь шла о защите своих рубежей от противника не менее грозного, чем сарматы для Марсагета (а в итоге – и для царя Скилура, против кого и был направлен основной удар в дипломатической войне, затеянной Фарнаком I Понтийским).
Еще весной позапрошлого года хитроумный интриган бросил пробный камень в огород соседей траспиев – иллирийцев. Посол царя Асклепиодор почти три месяца осторожно прощупывал вождей Иллирии в надежде найти достаточно веский повод для начала военных действий иллирийцев против траспиев. Возвратился он в Синопу, как говорится, не солоно хлебавши: потуги посла затеять вражду, не подкрепленные главным доводом в подобных делах – золотом из-за скаредности царя Понта, закончились полным провалом: иллирийцы не хотели порывать дружественных отношений с траспиями только из-за козней Фарнака I. Ко всему прочему боевые дружины племенного союза соседей были довольно сильны и многочисленны.
Но царь Понта отличался завидным упорством в достижении своих целей и, к удивлению Асклепиодора, остался доволен таким исходом переговоров. Посол, конечно же, не понимал, что сведения, предоставленные им своему хитроумному повелителю, были весьма ценными и помогли тому решить главную задачу: за довольно короткий срок и с наименьшими затратами посеять вражду между иллирийцами и траспиями.
Все оказалось значительно проще, чем думал приунывший от неудачи Асклепиодор. Стоило только расстроить помолвку сына вождя траспиев Спартока с дочерью одного из вождей иллирийцев – и уязвленная гордость помогла сделать то, чего безуспешно пытался добиться посол царя Понта. И для этого Фарнак I не пожалел ни золота, ни родного сына, кому, впрочем было все равно: женой больше, женой меньше – какая разница… Но для вождя иллирийцев разница была ощутимая: породниться с могущественным и богатым царем Понта считалось большой честью и сразу же выдвигало тщеславного повелителя племени в претенденты на пост главы племенного союза. На этот раз послом Фарнака I Понтийского был тавр-переводчик Тихон…
Военные действия между соседями шли с переменным успехом. Конечно, о примирении речи быть не могло, несмотря на то, что такие попытки со стороны иллирийцев предпринимались: уязвленная гордость траспиев требовала достойного отмщения. Более дальновидные вожди иллирийцев понимали, что такая война бессмысленна и, кроме убытков, ничего не даст. Уж больно грозным был противник – тут бы не потерять то, что иллирийцы имели. К тому же, стравив соседей, царь Понта и не помышлял, вопреки своим обещаниям, помочь войском – дело сделано, камень с горы столкнули, теперь его остановить трудно, и пожалуй, невоз-можно.
