Молчаном его прозвал Лик за угрюмый нрав. Пса подарил ему заезжий купец еще щенком. Лик души не чаял в щенке, возился с ним денно и нощно, поил свежим кобыльим молоком. Когда.
Молчан подрос, Лик стал с ним охотиться. Вот тут-то и проявились незаурядные способности молчаливого и угрюмого пса – не было случая, чтобы Лик возвратился без добычи. Стремительный и быстрый, Молчан легко настигал среди высокой травы зайцев, мог бесшумно подобраться к серой куропатке или выводку дрофы.
Лик окликнул пса, и Молчан, лениво огрызнувшись на своих разгоряченных сородичей, потихоньку затрусил рядом с хозяином.
Дзинь-бом, дзинь-бом, дзинь-бом… Лик подскочил на месте от неожиданности, и завертел головой, пытаясь определить, откуда доносятся эти странные, мелодичные звуки.
– Испугался? Ха-ха-ха! – маленькая девчушка с копной спутанных волос выглядывала из-за невысокого плетня.
– Я? Пхе… – скорчив презрительную мину, Лик отвернулся.
– А вот и испугался, а вот и испугался! – гримасничала девчушка.
– Сейчас как дам! – разозлился Лик, сжимая кулаки.
– А вот и не дашь, а вот и не дашь! – дразнила она рассерженного Лика.
– Что тут стряслось? – к плетню подошла невысокая худощавая женщина с грустным усталым лицом. – Уймись ты, стрекоза! – и, завидев Лика, сразу же определила, кто он. – Так-то ты Ававос, гостей привечаешь. Заходи к нам, заходи, мальчик, не бойся.
Лик сначала было заупрямился, но любопытство взяло верх, и он вошел во двор, где на небольшом клочке земли теснились деревянная мазанка, две землянки и навес, крытый камышом.
Рядом с навесом стоял глинобитный горн; его усердно раздувал кожаными мехами парнишка чуть старше Лика. А под навесом два кузнеца били молотами по железной наковальне, на которой ярко светилась длинная узкая полоса заготовки.
Лик подошел поближе. В это время кузнецы согнули полоску пополам по длине и снова принялись ковать. Зачарованный Лик смотрел, не отрываясь, как на его глазах рождался верный боевой друг сколота – акинак. Вот старший из кузнецов наискосок отрубил зубилом два кусочка металла, прошелся маленьким молоточком по краю, и острое жало запело под его ударами. Вот он стукнул несколько раз по щербатому огрызку в верхней части акинака, и он превратился в тонкую пластину; на нее крепилась рукоять. Еще несколько точных легких ударов маленьким молотком – и акинак откликнулся чистым звонким голосом.
– Уф! – старший кузнец устало смахнул обильный пот с лица, положил молот на наковальню и подошел к Лику. – Ну, давай знакомиться, отрок. Меня зовут Тимн.
– А меня Лик… – смутившись, почти шепотом ответил тот.
– Ну-ну, – добродушно потрепал по щеке Лика железной ладонью кузнец. – Не робей.
Нравится? – спросил он, показав в сторону наковальни.
– Да, очень! – вырвалось у Лика.
– Взял бы тебя в ученики… – кузнец нахмурился, видимо вспомнив что-то неприятное, и с горестным вздохом махнул рукой. – Да, похоже, не придется… Жена, не пора ли нам завтракать?
– Сейчас соберу.
– Ну, а мы пока заготовки в печь загрузим. Время есть…
С этими словами кузнец кивнул напарнику, нескладному низкорослому человеку со смуглым скуластым лицом. Тот нырнул в землянку, вынес большой глиняный горшок, поставил его у горна и начал сыпать в горшок древесный уголь и закладывать вперемешку с углем железные поковки. Затем добавил несколько кожаных обрезков, бросил бараньи рога и пять или шесть телячьих копыт. Когда горшок наполнился доверху, он прикрыл его крышкой и тщательно обмазал края глиной.
Надев кожаные рукавицы, кузнецы, поднатужившись, приподняли горшок, сунули его в жаркое нутро печи и закрыли заслонкой.
– Ну-ка, поддай! – прикрикнул Тимн на парнишку, в это время с наслаждением принюхивавшегося к аппетитным запахам.
– Вот и все… – Тимн снял кожаный фартук, подошел к большому деревянному корыту с водой, ополоснул руки и лицо.
Вытираясь куском старой холстины, спросил у жены:
– Где Майосара?
– Сейчас выйдет, заканчивает шить рубаху.
– Поторопи ее… Ну, Лик, дорогой гость, садись. Позавтракаем. Садись, садись, чем богаты, тем и рады.
Отворилась дверь хижины, и во двор вышла стройная, красивая девушка в белом, расшитом красными нитками полотняном платье.
– Ну наконец… Вечно ты опаздываешь… – заворчал Тимн.
Но ворчал он больше по привычке, для порядка: его живые темно-серые глаза с любовью смотрели на дочь, которая принялась помогать матери.
Заедая просяной лепешкой, Лик вместе с гостеприимными хозяевами черпал деревянной ложкой из большой глиняной миски кобылье молоко. А под конец завтрака хозяйка с торжественным видом поставила перед едоками редкое в семье ремесленника лакомство – иппаку, сдобренную пчелиным медом.
Начинался новый день. Что принесет он этим людям? Ведь тяжба Тимна со сборщиком податей была отложена, и кто знает, какое решение вынесут гадальщики…
ГЛАВА 5
Военный совет, собранный Марсагетом после завтрака, проходил бурно. Особенно много споров вызвало предложение Меченого объединиться с племенем Радамасевса и дать его людям земельные наделы и место для постройки жилищ внутри Атейополиса.
– …Мы не сможем прокормить наших гостей, – глава старейшин посмотрел на единомышленников, как бы ища поддержки; те дружно закивали. – И кто может поручиться, что среди племен не пойдут раздоры?
– Что ты предлагаешь? – не поднимая на него глаз, спросил вождь.
– Ничего, – попытался схитрить старик, уклонившись от ответа. – Я просто высказал свое мнение, пусть теперь говорят другие.
– Значит, выгнать их за ворота?
– Почему выгнать? – вопрос вождя застал старейшину врасплох.
– Нет, вовсе нет… – смутился он и умолк, потупившись.
– Тогда как нужно поступить? – Марсагет поднял тяжелый взгляд на седобородого старца.
Тот некоторое время собирался с мыслями, затем нерешительно сказал:
– Дать им… кгм… часть наших запасов и пусть идут в Таврику… к царю Скилуру.
– Умно придумано, ничего не скажешь! – подхватился Меченый. – А то, что и нам грозит участь племени Радамасевса, тебе известно? Разве непонятно, что вместе мы вдвое сильнее и сможем достойно встретить врага? – и добавил уже спокойнее: – Потеряв скальп, по волосам не плачут. Как бы нам не пришлось вместо доходов считать расходы… на поминальные тризны.
Марсагет в душе соглашался с Меченым. Но нехорошие предчувствия, одолевающие его уже не один день, вынуждали вождя проявлять несвойственную ему нерешительность.
– Ты все сказал? – спросил он у Меченого.
– Да, все, – твердо ответил тот и добавил: – Я предлагаю послать за Тереем и выслушать его мнение.
