– Артем, это я…
Женский голос в трубке был невыразителен и прерывист. К стыду майора, он не узнал, кто на другом конце телефонного провода.
– Извините, плохо слышно! – соврал он, не моргнув глазом. – Говорите громче! Кто это?
– Завидонова. Теперь слышно?
– Маняша!? Здравствуй, дорогая! Прости, что сразу не узнал. Я зайду, как и обещал… наверное, завтра. Понимаешь, работа просто забодала. Скоро вообще переберусь в свой кабинет на постоянное место жительства.
– Артем, мне нужно тебя видеть. Срочно!
– Что-то стряслось? – встревожился майор. – Рассказывай.
– В общем, да… Случилось. Но…
– Понял. Хочешь сказать, что это не телефонный разговор?
– Нет, не телефонный.
– А если я подрулю после работы?
– Прошу тебя, приезжай немедленно! – В голосе Маняши послышались истерические нотки.
– Понял, уже бегу. – Артем бросил трубку на рычаги и сказал Сипягину, отдавая ему портреты подростков-беспризорников, которые нарисовал художник Салтыков: – Придется наш разговор на часок отложить. А пока суть да дело, займись множительными работами.
– Сколько экземпляров? – деловито спросил Сипягин, мигом сбросив апатию.
Вот прохиндей, подумал Артем не без легкой зависти. Он знал, что так оживило старлея.
В техническом отделе управления работали совершенно потрясные девчата, и молодые оперы пользовались любым удобным случаем, чтобы заглянуть к ним на посиделки.
Сипягин умчался с такой скоростью, будто его корова языком слизала. За ним поспешил и майор.
"Может, что-то с детьми? – думал Артем по дороге к Завидоновым. – Нет, исключается.
Какие тут секреты… Тогда что? Вариантов не так много… Неужто Маняша нашла записную книжку Михаила? Ах, как это было бы здорово…" Дверь, как обычно, отворила Софья Алексеевна, мать Маняши. Она была очень испугана, и едва Артем переступил порог, быстро закрыла дверь на ключ и набросила цепочку – Сюда, сюда… – Софья Алексеевна потащила Артема на кухню; она говорила почти шепотом.
– Почему такая таинственность? – удивленно спросил майор.
– Сейчас увидишь…
Маняша стояла возле занавешенного окна и смотрела через щель на улицу. Она была очень бледна.
– Да что это с вами!? – воскликнул Артем.
Кряхтя, Софья Алексеевна нагнулась и с трудом вытащила из кухонного шкафа прозрачный пластиковый мешок с алебастром; по крайней мере, так гласила надпись на этикетке.
– Вот, гляди сам, – сказала она, и с жалостью посмотрела на безмолвную дочь.
Маняша кивнула и молитвенно сложила руки на груди. Ее лицо выражало такую степень отчаяния, что у Артема мурашки побежали по коже.
Однако он не стал справляться о причине странного состояния Маняши, а сел на табурет и взял в руки наполненный желтовато-белым порошком килограммовый пакет, который Софья Алексеевна выудила из мешка и всучила майору.
– И что мне с ним делать? – спросил сбитый с толку Артем.
– А ты на язык попробуй, – наконец подала голос и Маняша.
Сказала и вновь отвернулась к окну.
Софья Алексеевна протянула недоумевающему майору нож; он проткнул им пакет и, все еще не догадываясь, что это за порошок, последовал совету Маняши.
В пакете находился чистейший героин! Похолодев и совершенно утратив способность мыслить, майор смотрел, как Софья Алексеевна выуживала из мешка и выкладывала на коврик такие же пакеты – один за другим.
Ему казалось, что он спит и видит кошмарный сон.
Глава 26
"Я пропал! Я пропал!" – Единственная мысль билась в голове Саюшкина, взламывая какие-то перегородки в черепе. В висках стучали молотки, и было очень больно.
Смуглый остался довольный произведенным эффектом. Он переглядывался с Марликом и посмеивался. Похоже, смуглый был неплохим психологом.
– Так на чем мы остановились? – спросил он Леху.
Нужно было что-то говорить, и вор с огромным трудом собрался, чтобы ответить:
– На том, что вы все узнали о моей жизни.
– Да-да. И пришли к выводу, что ты хитрая бестия.
– Так ведь если будешь ушами хлопать, сожрут менты и не поперхнутся.
– Сожрут, паскуды, – согласился смуглый.
Его лицо вдруг исказила гримаса ненависти. Но только на миг. В следующее мгновение он уже снова снисходительно ухмылялся.
– Давай послушаем, что скажет этот мелкий пачкун, – предложил он Саюшкину.
Лехе ничего иного не оставалось, как согласно кивнуть. Смуглый мигнул Марлику и тот подошел к Бабуле, такому же отрешенному, как и прежде.
– Кто тебе продавал героин? – склонившись к уху Бабули, громко спросил Марлик.
– Не помню.
– Ну, ты, козел! – Марлик грубо дернул наркомана за плечо. – Звони правду. Иначе ноги повыдергиваю. Повтори то, что говорил намедни.
Бабуля вдруг бросил быстрый осмысленный взгляд на Саюшкина. Он будто проснулся.
Наверное, действие наркотиков заканчивалось, и Бабуля постепенно возвращался в реальный мир.
– Этот продал, – буркнул Бабуля с большой неохотой.
Видимо, его здорово прижали, коль он сдал поставщика, в данном случае его, подумал Леха. Обычно наркоманы такого себе не позволяли. Их не могли расколоть даже менты, нередко в прямом смысле слова выколачивающие из наркоманов информацию. Обрезать своими руками тонкую нить, на которой висит собственная жизнь, мало кто способен.
"Вот гнида!", – с отвращением подумал вор, стараясь поймать ускользающий взгляд Бабули.
– Что теперь скажешь? – спросил смуглый, приблизившись вплотную к Лехе и добавив в голос металла.
– Вы о чем? – невинно поинтересовался Саюшкин.
– Может, хватит с ним дипломатию разводить? – грубо сказал Марлик.
– Когда мне потребуется твой совет, ты об этом узнаешь первым, – отрезал смуглый. – Вот что, Алик, – обратился он к вору. – Давай по-хорошему. Все ты знаешь, все понимаешь.
Где товар?
Дальше прикидываться дурачком было опасно. Нужно срочно что-то придумать. Что-то придумать…
– Так ведь я все сбагрил наркоманам. И ему в том числе. – Саюшкин кивком головы указал на Бабулю и принял подчеркнуто честный вид.
– Ах ты!.. – Побагровевший Марлик замахнулся.
– Ладно, пусть так, – спокойно согласился смуглый, будто и не заметив движения Марлика. – А скажи мне, мил человек, откуда у тебя этот героин? Только не говори, что купил у залетного фраера, который никто, ничто и звать никак.
