Конечно, по номеру моей тачки вычислить нас было очень трудно. Дело в том, что я купил ее через третьи руки.
Владелец «девятки», который ездил на ней по генеральной доверенности, сначала продал ее по такой же доверенности случайному бомжу, которого я вытащил из теплотрассы и у которого был паспорт. А затем, в тот же день, но у другого нотариуса, я переоформил машину на себя, и тоже по генеральной доверенности.
При этом бомж был пьян до изумления и вряд ли запомнил мою фамилию, а копию доверенности я, естественно, ему не оставил. Больше с ним я никогда не встречался.
Так что быстро выйти на мой след было практически невозможно. Ладно, скажем так - очень трудно.
Всегда остается фактор случайности или везения.
Повздыхав тяжко для вида и подоив Марка, который со скрипом, но все-таки выдал мне деньги, якобы потраченные мною вчера на поиски Зинки (при этом у него был вид жертвы инквизиции, которую должны водрузить на костер), я вышел на улицу и полной грудью вдохнул воздух, напоенный летней негой.
Естественно, он был с примесями выхлопных газов, гнилостных запахов помоек и потных человеческих тел, но это амбре подействовало на меня как звук кавалерийской трубы на боевого коня.
Я живо встрепенулся, мысленно сказал на лошадином языке «и-го-го!», и рысью потрусил к трамвайной остановке, стараясь выглядеть обывателем, которому срочно припекло сбегать за бутылкой в гастроном, расположенный через два квартала.
Глава 11
В ломбарде никого не было. Это меня порадовало. Конфиденциальные разговоры не терпят присутствия посторонних.
Фусик сидел за конторкой с окошком как жирный мохнатый паук-птицеед в своей паутине. Сходство усиливалось благодаря круглым допотопным очкам в коричневой роговой оправе и коротким рукам, поросшим черным густым волосом. Эта буйная поросль не присутствовала лишь на ладонях.
Сам он был черен, как галка, и лохмат. Годы лишь слегка посеребрили ему виски, да расширили физиономию, которая стала почти квадратной и прибрела двойной подбородок.
- Я вас слушаю… кхе, кхе!… молодой человек.
Фусик снял очки и остро посмотрел на меня из-под мохнатых бровей. Они были у него точь-в-точь как у бывшего генсека КПСС Брежнева. За небольшим отличием - брови Фусика смыкались с его гусарскими бакенбардами.
- Здравствуйте, Франц Бениаминович! - сказал я, изобразив слащавую улыбку. - Не узнаете?
Фусик терпеть не мог своего имени, поэтому всем представлялся как Франц. О том, как его зовут согласно метрике, знал очень ограниченный круг людей, в основном старожилы; а если совсем уж точно, то те из них, кто постоянно пользовались услугами ломбарда.
- М-м… Извините, что-то не припоминаю…
- Ну как же, как же… Впрочем, мы давно не виделись. Как там поживает моя подвесочка? Хотелось бы забрать ее. Память, знаете ли.
- П-простите, о ч-чем речь? - Фусик вдруг начал заикаться.
Вспомнил, жучара, подумал я торжествующе. Еще бы не вспомнить. Можно сказать, за копейки отхватил такой жирный куш.
- Подвесочка… бриллиантик, каратов на десять. - Я осклабился. - Это было… - Я назвал примерную дату. - Загляните в свой гроссбух. Там все написано.
Фусик что-то тихо пискнул, затем прокашлялся и сказал неуверенным тоном:
- Кхе, кхе!… А залоговый билет у вас есть?
- Конечно. Дома, - соврал я, не моргнув глазом.
Квитанцию я выбросил… или где-то посеял. Это не суть важно. Я не собирался выкупать у Фусика свою находку, хотя в принципе мог продать ее гораздо дороже.
Мне казалось, что таким образом я могу избавиться от укоров нечистой совести.
- Если нужно, мне недолго ее принести, - сказал я бодро. - Мигом смотаюсь, тут недалеко.
- Э-э… - Фусик пребывал в растерянности.
И я понимал, почему. Он уже давно толкнул мою находку, наварив на этой операции кучу бабок.
- Что вы сказали? - демонстративно воткнул я свое ухо в окошко.
- Нет-нет, ничего… - Фусик начал суетливо искать толстую конторскую книгу. - Посмотрим…
Запись он нашел быстро. Прочитав свой убористый каллиграфический почерк (старая школа; я вот пишу как курица лапой; иногда даже сам не могу разобрать, что накалякал), Фусик с деланным сочувствием сказал:
- Не могу вас обрадовать, молодой человек. Да-с… Не могу.
- Это почему?
- Все сроки вышли. Согласно нашим правилам, ваша подвеска реализована… чтобы покрыть убытки ломбарда. Мы не можем вечно хранить то, что нам сдают. Таков порядок.
- Ах, как жаль! - Я сокрушенно покачал головой. - Ну да ладно, Бог с ней, с этой подвеской. Такова ее планида. Но тогда мне хотелось бы получить за свою семейную реликвию ее истинную цену, а не жалкие гроши, которые вы ссудили мне от своих больших щедрот.
- Простите, но вы получили деньги согласно оценке…
- Фус Бениаминович! - Я склонился к окошку и жестко заглянул прямо в глаза Фусику. - Не надо мне лепить горбатого. В своей «оценке» вы нечаянно - я в это верю! - ошиблись. Решили, что подвеска - имитация драгоценного камня. И заплатили только за металл. Поэтому я прошу - нет, даже требую! - чтобы вы немедленно исправили свою оплошность.
- А-ва-ва… - Фусик растерялся.
Причина растерянности Фусика лежала, что называется, на поверхности - я назвал его настоящим именем.
Мало того, Фусом моего визави кликали в основном деловые, с которыми заведующий ломбардом проворачивал всякие темные делишки. И теперь Фусик предположил, что я тоже принадлежу к преступному миру.
А как решает подобные проблемы босота, ему было известно не понаслышке…
- Не слышу положительного ответа. - Я добавил в голос немного жестких ноток.
- Но я же сказал, что подвески уже нет! - наконец прорвало Фусика. - Она продана.
Он произнес это с трагическим выражением на сильно побледневшем лице.
- А я ответил, что это неважно. Я согласен на денежную компенсацию. На справедливую денежную компенсацию, - добавил я с нажимом. - Притом с процентами.
- К-к… С к-какими процентами!?
- Но вы ведь пользовались моими бабками все эти годы. А денежка счет любит. Вот счетчик и натикал мне хороший навар. Да будет вам, будет играть в непонятки! За ошибки нужно платить, уважаемый. И вы заплатите, в этом у меня совершенно нет никаких сомнений. А у вас? То-то же… Берите ваш арифмометр и начинайте крутить ручку. Да побыстрее, у меня времени в обрез.
- Это грабеж! - обречено пискнул Фусик.
- Грабеж был тогда, когда я вам сдавал подвеску. А сейчас идет всего лишь восстановление попранной справедливости. Что касается навара, то десять процентов годовых меня вполне устроят.
